Я молчу: мне нечего ей ответить.
Мама и я выходим из квартиры. Я запираю дверь. Мама бросает на меня быстрые, задумчивые взгляды бледно-голубых глаз, цветом похожих на топаз. Точно такие же глаза и у меня — они точно выцвели от обрушившегося на нас одиночества. В своё время мама упустила моего отца. А я только что отпустила Олега. Ёжась от холода (или образовавшейся внутри меня пустоты), я застёгиваю жакет на все пуговицы. Мама вызывает лифт. Мы молча доезжаем до первого этажа, я сбегаю вниз по ступеням, толкаю тяжёлую входную дверь и выпускаю маму на улицу.
— Тебя подвезти? — очень вежливо предлагаю я и бросаю взгляд на часы (последний подарок папы). До собеседования у меня есть ещё час и тридцать минут, а мама живёт всего в трёх остановках от улицы Кржижановского.
— Не надо, Наташа, я просто пройдусь до метро. Мне есть, о чём подумать. — Мама кусает губы, вздыхает и всё-таки подставляет мне свою гладкую, пахнущую пудрой и изысканными цветочными духами щёку. Она такая красивая, моя мама. И всегда переживает за меня больше, чем я этого заслуживаю. — Удачи, — холодно прощается мама, когда я предлагаю ей свой виноватый поцелуй.
— Спасибо. — Я осторожно трогаю маму за локоть. Это — моё извинение за утреннюю сцену, за всё, что мама вытерпела от меня, своей единственной и очень упрямой дочери, которая так и не оправдала её надежд: не создала собственную семью, не подарила ей внуков и не удержала мужа.
Сажусь за руль, давя в себе клубок отчаянной, солёной горечи, пристёгиваю ремень. Мама поднимает ладонь и вяло машет мне, заглядывая в окно со стороны левой дверцы моего 'форда'.
— Удачи, — шепчут её губы.
'Удачи, мама? — горько улыбаюсь я. — Удача не любит серьёзных и целеустремлённых людей. Бесшабашные головы, безумцы и игроки — вот её принцы и короли. А я — не такая. Мне не нужна удача, потому что я знаю, кто я, что я могу и почему на собеседование вызвали именно меня'.
С этой мыслью киваю маме, жму на педаль газа и выезжаю со двора. Через час и тридцать минут меня ждут в офисе фирмы, которую я, повторяя за человеком, выбравшим меня из десятка соискателей, называю так же просто и ёмко: Контора'.
2
— Лизон, вставай, — Вытирая мокрую голову белым полотенцем, я выхожу из душа и произношу имя своей юной сожительницы на французский лад. — Лизон, вставай, я кому говорю?
— Отстань, Сашка, — вяло отбивается Лиза.
— Ах, так? — Я наклоняюсь и тяну свою принцессу за пятку, игриво выглядывающую из-под одеяла. 'Лизон' немедленно приоткрывает правый глаз, хлопает ресницами, её взгляд становится осмысленным и фокусируется на нижней части моего тела.
— Ого, — плотоядно тянет она и переворачивается на спину, — а ты ещё ничего, Васильев.
— Чего? — усмехаюсь я и направляюсь к шкафу, отлично сознавая, что женские глаза сейчас впиваются в мою голую задницу. — Да я ещё ого-го!
— Ну, тогда иди сюда. — 'Лизон' приглашающе распахивает одеяло.
— Нет уж, — хмыкаю я, выдёргивая из шкафа вешалку, на которой висит мой сегодняшний костюм: тёмно-синие брюки, бледно-розовая рубашка и свитер цвета ультрамарина. — Кстати, ты кофе будешь?
— А если 'да', то что? — прищуривается 'Лизон'.
— А если что, то я оставил тебе полпорции робусты. Только сама подогреешь, — отзываюсь я и вытягиваю нижнюю полку в шкафу.
'Так, туфли у меня сегодня тёмно-синие, замша, стало быть, и носки должны быть в тон…'
— Гад ты, Васильев, — жалобно отзывается Лизка. — Пять лет живу с тобой и вечно одно и тоже. Утром ласки вообще никакой.
— Тебе вчера ласки не хватило? — насмешливо отзываюсь я, застёгивая на запястье тёмно-коричневый браслет дорогих наручных часов. — Кстати, где я запонки оставил, не помнишь?
— В прихожей, — ухмыляется Лиза и игриво вскидывает вверх тонкую бровь. — Не забыл, как мы вчера из гостей домой возвращались?
Я смеюсь:
— И как пришли, тоже помню.
Надеваю брюки, рубашку, просовываю голову в ворот свитера. Вставляю запонки в узкие петли манжет, аккуратно застёгиваю серебряные крючки. Продвигаюсь к прихожей и ищу взглядом чёрную лайковую куртку.
— А поцеловать? — догоняет меня голос Лизы.
Покорно возвращаюсь и чмокаю её в тёплые розовые губки, призывно и совершенно по-детски сложенные буквой 'О'. 'Она такая красивая. И вся моя', - думаю я, разглядывая поддёрнутые влагой желания юные карие глаза, приподнятые к вискам, как у кошки.
— До вечера и удачи на работе, Васильев, — шепчет Лиза и нежно гладит меня по аккуратно выбритому подбородку. — Я буду держать за тебя кулачки. Ты их всех сделаешь, правда?
— Как всегда. — Я на секунду прижимаю Лизу к себе и, прихватив сумку-портфель, исчезаю за входной дверью.
Пятнадцатисекундная пробежка вниз по лестнице, и я оказываюсь рядом со стеклянной 'коробкой' нашей новой консьержки.
— Александр Владимирович, доброе утро! — смущённо кивает из-за окошка молоденькая татарка Гульнара, старательно, буквально по слогам выдыхая моё имя и отчество.
— Привет, — улыбаюсь я. — Ну, как твои дела? Женихом ещё не обзавелась? Не говори 'да', а то я расстроюсь.
— Нет, не обзавелась… ещё… — тянет Гульнара и мажет по мне глянцево-чёрными глазами. Но в её зрачках то самое выражение нежной задумчивости, которое моя всеведущая 'Лизон' называет не иначе как 'исконно женским томлением'. Я же бросаю быстрый взгляд в зеркало, которое висит за спиной у Гульнары. Пятерней зачёсываю назад упавшую на лоб прядь тёмных волос. Мне очень нравится, как я выгляжу. В меру высок (метр восемьдесят пять), не 'раскачан', но с хорошей фигурой, с широкими плечами и узкими бёдрами, с висками, ещё не испорченными ранней сединой. Правда, губы чуть-чуть тонковаты, но, на мой взгляд, это придаёт моему лицу эдакую аристократичность. Но то, что всегда беспроигрышно привлекает ко мне внимание, это цвет моих глаз — тёмно-синий, почти васильковый. Он ярко и броско смотрится на моём смуглом лице.
'Какой глупый, самовлюблённый павлин', - усмехнётесь вы. Увы, я вас сейчас разочарую: несмотря на мой внешний вид и любовь к хорошим шмоткам, парень я жёсткий. Мой IQ составляет ровно 170 баллов, что на десять пунктов выше показателей Билла Гейтса. Я — кандидат технических наук. За мной числятся сто двадцать пять изобретений. В свои тридцать пять я уже возглавляю 'ТОП 50 ИТ-директоров ведущих российских телекоммуникационных компаний'. И у меня хватает ума, чтобы понять: в сегодняшнем мире внешность играет огромное значение. Да, одежда не делает мужчин и женщин лучше или умней, щедрей или добрей, но в своих первых суждениях мы ориентируемся именно на внешность. На то, как выглядит человек, на то, как он двигается, на то, как смотрит на нас. И если красивая женщина просто привлекает внимание, то красивый мужчина находится в более выигрышной позиции: ему не надо прилагать особых усилий, чтобы начать разговор, удержать и развить интерес собеседника — или же получить женщину. В последнем случае я вообще могу ничего не делать, а просто благосклонно кивать в ответ на смущённые женские взгляды. Так было с Леной — так было и с Лизой, которые знают, что я из той породы мужчин, что редко хранят верность. Впрочем, последнее вовсе не означает, что я готов 'во все тяжкие' или же просвещать 'Лизон' относительно моих похождений. И если подобная забота называется 'любовь', то да, я очень люблю Лизу. К тому же, положа руку на сердце, 'Лизон' устраивает меня больше других: податлива, молода, красива. В меру чувственна, в меру умна. Но самое главное — до конца она преданна только мне.
