А я снова уставился на Павлову. Та, игнорируя мои взгляды, продолжила есть, пить, говорить, смеяться и очаровывать коммерческого директора, Тарасова, обормотов, Шевелёва, «смежников».
К двенадцати толпа начала редеть. Первым под ручку с Ленкой исчез очень довольный Тарасов. Сообщив, что «посидел бы ещё, да дома ждут», откланялся коммерческий директор. За ним потянулись «смежники» и бухгалтерия, одарившая меня благодарным чириканьем. И наконец прощаться подошли самые стойкие: Алтухов, Фёдоров, Шевелёв и «балерина», видимо, обретшая в этой тройке друзей на век.
Спасибо, Александр Владимирович, держа ладонь лодочкой, вежливо произнёс Вадим.
На здоровье, милостиво откликнулся я.
И честно, извините ещё раз. Подал руку и голос неисправимый Алтухов. Я хмыкнул:
А в этот раз за что?
Ну, за то, что там, в офисе… Честно, неудобно вышло.
М-м. Девушку довезите до дома и будем считать, мы в расчёте.
С этими словами я развернулся и, не обременяя себя прощанием с притихшей Павловой, отправился к метрдотелю. Подбил итог, рассчитался. Договорился, что завтра заеду за плазмой и заберу пакет из Калуги. Закурил и вышел на улицу. Поморщившись, поднял воротник куртки (шёл мелкий, въедливый дождь) и направился к «бэхе». Через пять минут я уже выезжал на бульвар. Перешёл в правый ряд и приткнулся у светофора, ожидая «зелёной стрелки» на Тверскую улицу. Положил руки на руль, от нечего делать, покосился в зеркала.
Я вздрогнул, заметив Павлову. Она неторопливо вышагивала одна, повесив голову и подняв воротник бежевого плаща. Фонарь на секунду выхватил её лицо, перламутровое под дождём. Рядом проехало запоздалое такси, чуть не обдав её брызгами из закипавшей рядом лужи. Светофор включил «зелёную стрелку».
Я бы мог тронуться с места. Я вообще мог сделать вид, что Павлову я не заметил. Но я приоткрыл дверцу:
Девушка, вам куда?
Павлова нахмурилась, попятилась, но, рассмотрев мою «бэху», с облегчением выдохнула:
Фу, как вы меня напугали.
Ага, я очень страшный, согласился я. Ты почему одна? Где ребята?
Ребята? А я их отпустила. Им было в другую сторону, а мне захотелось пешком до метро пройтись. Тем более, что до «Пушкинской» совсем недалеко.
М-м, пешком пройтись. Одной. Ночью и под дождём. Очень романтично! Я вздохнул. Ладно, садитесь, романтичная девушка. Я вас подвезу. Как говорится, долг платежом красен.
Павлова подумала и отрицательно покачала головой. Вокруг её головы образовался нимб из серебряных капель.
Честно, не стоит, Александр Владимирович. Я правда хотела пройтись до метро.
«Нет, ну что за человек, а? Ты ей слово, она тебе два».
Считаю до трёх и уезжаю. Раз…
Будто услышав меня, стихия выпустила залп из грома и молнии. Павлова поёжилась и уставилась в небо.
Два, посмеиваясь, пригрозил я.
А у вас есть зонт? Павлова перевела взгляд на свои ноги.
Нет. Два с половиной…
Высвободив одну ступню из «лодочки», Павлова потрясла её. На асфальт тут же хлынул маленький водопад.
Всё, ваше дело труба, Наталья Борисовна, фыркнул я. Три.
Правда, глупо вышло, смущённо улыбнулась Павлова. Ну, хорошо. Я… Ладно, я сяду».
4
«Прежде чем забраться в салон, я вытряхнула воду из другой туфли. Морщась, стянула промокший плащ, свернула его и протянула Васильеву.
Бросьте на заднее сидение, попросила я, ввинчиваясь в мягкую кожу кресла. Постукивая пальцами по рулю, Васильев задумчиво наблюдал, как я оправляю платье, прилипшее к ногам и груди.
«Печку» включите, пожалуйста, попросила я. Васильев пощёлкал кнопками и меня сразу же накрыл благодатный поток тёплого воздуха. Спасибо.
Не за что.
Потянув «поворотник» за ухо, Васильев свернул в сторону Тверской улицы. Наслаждаясь сухим теплом, я откинулась на сидении, рассматривая убегающее назад красное здание Мэрии, высоченный, кажущийся инородным среди невысоких домов, Центральный телеграф и длинное здание театра Ермоловой. Позади остались «Националь», потом Охотный ряд, весь в разноцветных фонариках. Сюда, на Тверскую меня часто водил гулять отец, а потом я привезла сюда Арниса. Вздохнув, я перевела взгляд на лобовое стекло. «Дворники» слизнули с него капли дождя. Васильев вытянул руку, стукнул указательным пальцем по кнопке музыкальной системы, и хриплый, чувственный голос Лары Фабиан вывел первые строчки «Je suis malade». С некоторых пор это была моя самая любимая песня.
Я перевела взгляд на мужчину, сидевшего слева от меня. Васильев покосился в зеркало и увёл машину в сторону Милютинского переулка.
Я поеду через Чистые пруды. Не возражаешь? Заметив мой вопросительный взгляд, пояснил он.
Нет… Скажи, каким ты был в детстве, Саша?
Смуглая рука, сжимавшая руль, на мгновение дрогнула.
Что? осторожно, точно трогая острые осколки разбитого зеркала, спросил он.
Ну…, повозившись на сидении, я села так, чтобы видеть его лицо и ажурные тени от длинных ресниц, пробегающие по его скулам, каким ты был? Наверное, с мальчишками дрался? По крышам лазил? Яблоки в саду воровал? Был грозой двора и при этом любимцем всей школы, да? Васильев фыркнул и покачал головой. А каким?
То, что я скажу, тебе не понравится.
А ты попробуй. Теперь я стукнула по кнопке, выключив Лару Фабиан.
Ну, в детстве я был очень тихим и скромным домашним мальчиком. До шести лет ежедневно разучивал с мамой гаммы на фортепиано. А с первого по восьмой класс я вообще просидел за партой только с одной девочкой… Как же её звали? Васильев задумчиво почесал нос. Ира?.. Да, точно, Ира! Наверно, мы дружили, он пожал плечами, по крайней мере, я так тогда считал. А когда первого сентября я пришёл в восьмой класс, мне сообщили, что Ира вместе с родителями уехала в Иркутск. Представляешь, она мне даже не написала, и сначала я очень сильно переживал.
А потом? спросила я и подумала, что эта Ира наверняка буквально бредила им, вот поэтому родители и увезли её.
А потом, Васильев нахмурился, входя в поворот, а потом я вдруг понял, что больше не надо ни за кем сумку таскать и давать математику списывать. И жизнь сразу показалась мне интересней.
Это как? фыркнула я.
Ну, сначала мне наваляли одноклассники.
А потом?
А потом я попытался навалять им.
Ты издеваешься, что ли? Я засмеялась.
Нет. Правда-правда. Честно, короткий, быстрый взгляд на меня. А ты какой была в детстве?
Ну… я пожала плечами, очевидно, не такой, как ты… Мне ещё в детском саду нравились кубики и конструкторы. Во дворе у нас девочек совсем не было, и я играла с мальчишками. В основном, в «салочки» и «казаки-разбойники». А ещё я дралась.
