Я покосилась на Сашу. Он стоял рядом, облокотившись на заграждение, и задумчиво рассматривал город. Ветер, как и на реке, растрепал его волосы. Вот только выражения его глаз я никак не могла разгадать.
Пойдём вниз? мягко тронула его за локоть, ощущая пальцами тонкую шерсть свитера и тепло его напряженной руки. Саша повернулся ко мне, и я снова заметила этот его странный взгляд испытующий, острый, задумчивый.
Скажи, а что для тебя Прага? вдруг спросил он.
«Запах воды. Солнце, всегда бьющее прямо в глаза. Разреженный воздух здесь же широта моря. Моя привычка носить кеды, потому что по брусчатке в туфлях просто невозможно долго ходить. Люди, которые часто улыбаются. Очень красивые дети они же созданы из любви, а не потому, что «так получилось». Ещё маленькие лодочки и катамараны. Весной обязательно водные велосипеды, на них так здорово кататься по Влтаве… Парк Божены Немцовой в детстве мама пичкала меня её сказками. Этот парк всегда в цветении роз: белых, красных, жёлтых. Ещё миллионы маленьких кафе и лучший в мире кофе. Чайки. Всегда оранжевый и зеленый цвет».
Тайна, которую не разгадать до конца, тихо ответила я.
Мы спустились вниз. Я шагала к улице Нерудова, соединяющей Малостранскую площадь и Пражский град, указывая Саше на дома с занятными названиями: «У лебедя», «У двух солнц» здесь родился чешский писатель Ян Неруда. «У золотого ключа», «У трёх скрипочек» этот дом в XVII веке принадлежал семье знаменитого скрипичного мастера Эдлингера. Дальше наша королевская дорога а это (и я не шутила!) была именно она, потому что по этому маршруту в древние времена проходили короноваться будущие короли Чехии, как прославленные, так и забытые в веках, итак, дорога делилась надвое и уводила либо наверх, в Градчаны, либо к Пражскому граду, где и должно было закончиться наше путешествие.
И тут я впервые заметила, что Саша стал отставать. Пригляделась и мысленно дала себе по голове: его модные кроссовки были абсолютно не приспособлены для острой брусчатки мостовой.
«Вот же сноб. И, главное, как партизан, молчит».
Саш, а ты пиво любишь? остановилась я.
А если нет? Он прищурился.
Тогда у тебя есть все шансы его полюбить.
И я, махнув рукой на Пражский град, свернула в переулок, направляясь в сторону американского посольства, к бледно-жёлтому дому с огромной вывеской «Baracknika Rychta». Мы переступили порог этой пражской пивной. Я выбрала стол у окна. Саша любезно придвинул мне стул, уселся сам и с облегчением вытянул ноги. Я украдкой улыбнулась. Саша невозмутимо осматривался. К нам подлетел официант молодой худощавый парень, облачённый в тёмные брюки, рубашку и накрахмаленный до хруста белый фирменный фартук. У официанта были ловкие руки и плутоватый взгляд как у всех людей, кто живёт на хорошие чаевые.
Выбирай ты, и Саша откинулся на стуле, благодушно протягивая мне меню.
А если тебе не понравится то, что я выберу? осведомилась я.
Ну, тогда я съем твою порцию, и он посмотрел на меня так, что я сразу почувствовала себя десертом. Я даже поёжилась. Но в свой черёд тоже решила пошутить. Изучив меню и спотыкаясь в чешском, я всё же сумела правильно произнести названия выбранных мной блюд. Официант одобрительно закивал, хрустнул фартуком и улетел на кухню. Саша облокотился о стол, уложил подбородок в ладони и принялся изучать меня.
«Ну, давай, спроси, что я тебе выбрала», ехидно подумала я.
Знаешь, а я только сейчас понял: ты здесь вполне можешь сойти за местную, задумчиво произнёс Саша. Внешность, фигура… даже то, как ты жёстко произносишь сочетание букв «с» и «ч» я это ещё в Москве заметил. И тебе ведь здесь очень нравится?
Заказ, закончила диспут я, указывая на огромный поднос, который тащил официант.
Там королевский кабанчик? невинно поинтересовался Сашка.
Я прикрылась меню, сотрясаясь от смеха. Официант растерянно замер у стола. Саша махнул рукой, и парень принялся торопливо выгружать на стол щёчки в соусе (дорого, но один раз можно), свежие овощи, тёплые топинки (но без острых специй), мягкий домашний утиный паштет, тартар, чешского карпа и тёмное пиво.
Прошу, изображая «хлеб-соль», произнесла я.
Здорово, искренне одобрил Саша и тут же побежал мыть руки. Я с улыбкой поглядела ему вслед: вот же аккуратист. Пользуясь его отсутствием, рассчиталась с официантом. Подумала и всё-таки решилась: вытащила купленную мной на мосту акварель и прислонила её к бокалу. Васильев вальяжно подошёл к столу, но, увидев картинку, замер. Медленно опустился на стул и также медленно взял её в руки.
Что это?
Тебе нравится?
Да. Очень, он осторожно потрогал изящный паспарту ярко-синего цвета.
Это тебе, на память. Может, повесишь… где-нибудь? Мой голос всё-таки дрогнул. Синие глаза странно блеснули.
Ты имеешь в виду, это подарок на память о нашем последнем дне здесь? уточнил Саша. К моему горлу подкатил ком ни вытолкнуть, ни сглотнуть. И я просто кивнула…
… Да, он всё правильно понял. Как и я окончательно поняла: его, как и всех жёстких, холодных мужчин, легко можно сделать сентиментальным. Но сама его суть не изменится никогда. Я не его история. От этих мыслей можно было весь день проплакать в подушку. А можно было устроить прощальный трах, окопавшись в его номере. А можно было разделить этот день на двоих так, как сделала это я. Искренне, просто, бережно и отчаянно честно…
Саша покрутил акварель и отложил её в сторону. Взял вилку, бросил на меня задумчивый взгляд, подцепил кусочек свеклы и надкусил её.
Как ни странно, но мой обед угодил «простым» вкусам Александра Владимировича. Отпивая кофе, я мысленно улыбнулась, вновь называя его по имени-отчеству. Я ведь почти забыла тот наш первый кошмарный день, когда я пришла к нему в офис и возненавидела его от всей души, буквально с первого взгляда. А сейчас для меня не было человека дороже… Пряча вздох, посмотрела в окно, глядя, как на Прагу ложатся лиловые сумерки. Удивлённо покосилась на часы: надо же, уже полвосьмого.
Боже, как поздно, вырвалось у меня. А я хотела тебе ещё Пражский град показать.
Наташ, давай вернёмся в гостиницу. Пожалуйста, произнёс Васильев странно звенящим голосом.
Чашка дрогнула в моей руке, когда я повернулась и увидела, как он на меня смотрит. Он вцепился в меня глазами, затягивая в омут черных зрачков, своих разом потемневших глаз так, что внутри меня всё сжалось. Не сводя с меня взгляда, Саша накрыл мою дрогнувшую руку. Я свернула её в кулачок. Он мягко разжал мои пальцы. Большим скользнул по чувствительной коже ладони, поглаживая, убеждая и я заёрзала на стуле. Он снова провоцировал меня, и я отставила чашку.
Люди смотрят, пригрозила я.
Плевать.
Саш, не надо.
Надо… Дай мне одно обещание, Павлова.
Какое?
Ты знаешь, какое…
