Эчед сощурился и шагнул ко мне вплотную.
— Почему что бы я тебе ни сказал, вызывает в тебе то злость, то обиду? Вот сейчас я отчетливо ощущаю последнее. Ты хотела услышать от меня какие-то другие слова, Эрика?
Издевается?
Может, мне тут ему еще и в любви признаться?!
Подумала так и поняла, что все, пора закругляться. От греха подальше.
— Нет, Кристиан, я от тебя ничего не хочу! Ни слов, ни уж тем более... — запнулась, потому что продолжать выплескивать эмоции, когда тебя вдруг решили обнять и крепко к себе прижать и, кажется, через секунду-другую решат поцеловать, получалось плохо.
Вернее, не получалось совсем. Мысли растекались в голове, как какой-то кисель, а от шепота ведьмака предательски задрожали колени:
— Странно, а твои чувства говорят об обратном. Долго еще будешь себя обманывать?
— Честное слово, лучше бы молчал в иные моменты.
Кристиан улыбнулся и коснулся моего лица.
И, наверное, все-таки поцеловал, если бы не оглушительный крик, прокатившийся по саду. Крик дикий, полный боли и отчаянья, заставивший нас сорваться с места и броситься навстречу этим леденящим душу звукам.
Которые вдруг резко оборвались, когда мы выбежали к фонтану. Где-то сбоку зашуршал кустарник, но тогда я не обратила на это внимания, расширившимися от ужаса глазами глядя на тело девушки, распростершееся на ложе из окровавленного снега.
Глава 13. Предложение без права отказа
Дальнейшие события напоминали кадры из дешевого фильма ужасов. Наверное, по сценарию мне следовало закричать, как кричала эта бедняжка всего каких-то несколько секунд назад. От ужаса. Но в горле застрял горячий ком. Он больно обжигал изнутри; разрастался, мешая дышать. Кажется, я начала задыхаться и даже не сразу удалось понять, что Кристиан только что сказал.
— Эрика, не смотри, — повторил он, хватая меня за руку, и потянул за собой. — Пойдем отсюда. Скорей!
Не знаю, хорошо это или плохо, но в холле мы столкнулись с Этеле. Ведьмак встретил нас таким взглядом... таким... Многозначительным и многообещающим я бы сказала. Хоть, признаться, мне в тот момент было не до ведьмовских взглядов.
— Побудь с ней, — бросил Кристиан, как трофей вручая меня сурово-мрачному колдуну, а сам умчался за помощью или куда там еще.
Я замерла, уткнувшись глазами в пол и одеревеневшими пальцами сжимая края пиджака, не давая им разойтись и соскользнуть с плеч.
— Эрика, ты вся дрожишь. Зачем вообще выходила в такой холод? — набросился на меня Батори.
Попытался обнять, чтобы согреть, и я позволила. В тот момент я плохо понимала, что вообще происходит. Продолжала дрожать, только не от холода, как подумал Этеле, а от всего увиденного, и никак не могла заставить себя успокоиться. Перед глазами стояла жуткая картина убийства. Та девушка в черном бархатном платье совершенно точно была мертва. Эти ее остекленевшие глаза. И разорванное горло.
Не выживают после такого.
— Там... там…
Несмотря на пробиравшую меня дрожь, лицо вдруг начало гореть. Не сразу поняла, что это от слез, оставлявших на щеках влажные дорожки. Кажется, сценарий меня все-таки догнал: уткнувшись Этеле в плечо, я заревела. Ревела, глотая слезы и снова и снова переживая испытанный несколько минут назад панический страх.
Постепенно холл стали заполнять приглашенные, многие как были — в легкой одежде — выходили на улицу. Мимо нас промчалась бледная Цецилия. За ней степенно прошествовал Габор и этот жуткий татуированный тип — Ксавер. Но мне, если честно, тогда не было до них дела. Все мысли были только о несчастной жертве и жестоком существе (назвать убийцу человеком язык не поворачивался), сотворившем с ней такое.
Я так и не смогла объяснить Этеле, что случилось. Это за меня сделал вернувшийся Кристиан, рассказавший другу и другим ребятам, подтянувшимся к нам, о погибшей.
— Это одна из ведьм Габора, — когда ведьмак бегло описал ее внешность, пробормотала Хелена.
Лили шмыгнула носом и прижалась к брату. Ясмин стояла, обхватив плечи руками, и тоже дрожала.
Равнодушным внезапная смерть в ту ночь никого не оставила.
Утром я проснулась с тяжелой головой и горьким осознанием, что мне не привиделся этот кошмар. Все произошло на самом деле: кто-то жестоко убил девушку прямо у меня под носом.
А если бы жертвами стали мы с Крисом?
Меня передернуло.
Горячий душ помог если и не прийти в себя, то хотя бы стать больше похожей на человека и меньше на ходячего трупа (хотя лучше не буду о трупах). Вчера я долго не могла уснуть и, пока ворочалась с боку на бок, успела прийти к выводу, что я только и делаю, что совершаю ошибки и с маниакальным упрямством продолжаю наступать на одни и те же грабли.
По-хорошему, мне следовало уже сегодня собрать вещи и возвращаться в Россию. Поговорить начистоту с бабушкой и родителями. Но прежде я должна объясниться с Этеле. И понять. как быть с Эчедом.
Я тут же разозлилась на себя за это мысленное заявление. Тут совершенно нечего думать и понимать! У него своя жизнь, здесь, в Будапеште, а у меня своя. У него девушка, любимая, между прочим (или уж какая есть), работа, клан и все дела. А у меня. Бардак в голове и в сердце тоже, а еще стойкое ощущение нереальности всего происходящего, которое не покидало меня с момента моего прибытия в столицу Венгрии.
Высушив волосы и быстро одевшись, я написала Этеле и попросила заехать за мной вечером. Оставалось сказать Цецилии, что я у них уже загостилась и попросить купить мне обратный билет в Россию. Это можно сделать и за завтраком. С Этеле, значит, попрощаюсь за ужином. А с Эчедом.
Да угомонись ты, Эрика!
Окончательно разозлившись на себя за мысли, которым в моей голове совершенно точно не было места (уже не говорю про лишние чувства в сердце), я отправилась вниз. По лестнице спускалась, настраиваясь на непростой разговор с чародейкой. Сомнительно, что она так просто меня возьмет и отпустит, но сделать ей это придется.
Услышав звонкую трель, разлетевшуюся по холлу, я вздрогнула и замерла на нижней ступени, встречая и провожая взглядом Иду. Служанка не спеша пересекла холл и открыла дверь; как вскоре выяснилось, посыльному.
— Для Эрики Кальман, — сказал парень, протягивая горничной конверт.
Закрыв дверь, девушка обернулась, а заметив меня, с улыбкой проговорила:
— Эрика, это вам.
Не скажу, что я была заинтригована (прошлое приглашение не принесло мне ничего хорошего), но письмо, понятное дело, взяла. На вид совершенно обычное, оно, к счастью, не летало и имело всего одну лаконичную надпись: Эрике Кальман.
Вздохнув, я вскрыла конверт и достала из него сложенный вдвое листок. Не знаю, как так вышло, но, когда раскрывала послание, порезалась о край бумаги. Порезалась сильно: брызнула кровь, расползшись по ней некрасивым пятном. А потом прямо у меня на глазах эта кровавая клякса стала превращаться в размашистый росчерк, смутно напоминающий инициалы: Э.К.
