В какой-то момент Ксавер снова попытался провернуть фокус с перстнем, но Кристиан оказался быстрее: заклятием заставил щупальца тумана в одно мгновение овиться вокруг соперника. Несколько секунд колебания стоили татуированному потери сознания. Ведьмак пошатнулся и, рухнув на колени, опрокинулся навзничь, отравленный собственным ядом.
Габор тут же развил бурную деятельность: принялся раздавать приказы своей банде, и те, спотыкаясь и падая, бросились оказывать помощь проигравшему мерзавцу.
— А это было не так уж и сложно! — самодовольно объявил Кристиан, подбадриваемый радостными восклицаниями ведьмаков своего клана.
Прихвостни Батори косились на него с ненавистью. Одна Маргитта безмятежно улыбалась, довольная исходом поединка.
Эчед огляделся по сторонам, наверное, искал взглядом Ясмин. Я тоже, следуя его примеру, решила осмотреться, но девушки нигде видно не было. Кристиан нахмурился, однако подскочившие к нему ребята, принявшиеся его чествовать и поздравлять, тут же заставили его снова довольно заулыбаться.
Да и как тут не улыбаться. Он стал героем клана и... моим.
Наверное, надо сказать спасибо, что ли.
— Могу я теперь двигаться?
Мате спохватился и отцепился от моей руки.
— Извини. До сих пор не верится, что все закончилось и Крис вырубил Ксавера.
Мне, если честно, тоже не верилось.
Снова оглядевшись по сторонам, но так и не обнаружив поблизости любимую ведьму Эчеда, я направилась к нему выражать свои благодарности и присоединяться к поздравлениям.
Стоило к нему приблизиться, как шумная компания сразу стихла. Теперь все смотрели то на меня, то на Кристиана, и от этих взглядов, если честно, становилось жутко неловко.
— Спасибо, — заставила себя улыбнуться.
— Ерунда! — решил поскромничать Эчед. — Я же говорил, Этеле его капитально вымотал. Только поэтому в снегу сейчас валяется верный пес Габора, а не я.
— И все равно, — качнула я головой. — Ты не обязан был. В общем, если б не ты.
— Отвела взгляд, потому что смотреть в его глаза могло быть чревато.
Для меня.
— Пойду гляну, как там Этеле, — махнула рукой в сторону дороги, что вела к машинам.
Кристиан кивнул, а стоило мне отвернуться и сделать несколько шагов по направлению к черной полосе деревьев, окликнул меня:
— Эрика!
Я обернулась.
— Теперь ты моя должница.
Узнаю настоящего Эчеда.
Ведьмак приблизился ко мне, оставив у себя за спиной любопытных зрителей, без особого стеснения следящих за нашим общением.
— Говори, — скрестила на груди руки.
— Что говорить?
— Чего ты хочешь? Я не люблю быть должной.
Эчед молчал недолго. Расплывшись в хитрой улыбке, заявил:
— Не строй планов на вечер. Мы сегодня поедем в город.
— Мы?
Кристиан подался ко мне и прошептал, одной короткой фразой пустив по моему телу электрический разряд.
— Я и ты. — После чего, отступив на безопасное расстояние (находиться с ним рядом в последнее время мне стало очень опасно), будничным тоном продолжил:
— И да, Этеле не приглашен, если что.
Глава 15. Эта жаркая морозная ночь
Совести у тебя нет, Кальман. Нет у тебя совести!
Эту коротенькую фразу я повторяла все то время, пока плелась к машинам за мадам Эчед. Порывалась отправиться в больницу вместе с Этеле в надежде, что тогда эта самая совесть хотя бы ненадолго заткнется, но мне сказали, что ни в какую больницу внук Габора не поедет. Все, что ему сейчас нужно — это исцеляющие настои и долгий восстанавливающий силы сон.
— Мы навестим его завтра, — тускло улыбнулась Цецилия, а потом ее взгляд потемнел.
Когда заметила садящегося в машину Габора, злого как черт и раздраженного. Еще бы ему не злиться! Сначала проиграл внук, потом будущий преемник. Да еще и на глазах у кучи свидетелей.
В общем, поводов для радости у пожилого колдуна точно не было. Зато злости имелось в избытке. Она читалась в его взгляде, когда он смотрел на Криса. Смотрел с таким видом, словно собирался сам вступить с ним в бой и уничтожить наглого мальчишку, коим, несомненно, его считал.
— Насчет Кристиана... — начала было я, но Цецилия меня перебила:
— Все в порядке. Это был его выбор. Я не сержусь.
Вот только глаза ее говорили об обратном, и всю дорогу до дома я ерзала на месте, мечтая поскорее выскочить из машины и оказаться как можно дальше от Цецилии. Еще одна причина моего ерзанья крылась в том, что я не знала, хочу ли отправляться вечером в город с Эчедом. Разум вопил, чтобы даже думать об этом не смела, а тихий голос глубоко внутри нашептывал совсем иное, и у меня никак не получалось заставить его умолкнуть.
Совесть поддакивала разуму, убеждая, что я не такая. Не подлая разлучница и не влюбленная дурочка.
Но кажется, я медленно, но верно превращалась и в ту, и в другую.
Обедала я в гордом одиночестве. Цецилия, забросив меня домой, умчалась в одном ей известном направлении. Венцель, похоже, так еще и не вернулся. И Кристиан не спешил возвращаться к родным пенатам, и я даже решила, что у него поменялись планы. Например, Ясмин закатила сцену ревности (на что имела полное право), и он сейчас с ней. И будет с ней и вечером, и ночью. И вообще! Я даже думать обо всем этом не имею права, но почему-то после таких размышлений сцену ревности хотелось закатить мне.
Вот только закатывать ее было некому. Разве что вон той табуретке.
В попытке убить время и занять чем-нибудь мысли, сразу после обеда я отправилась тренироваться. Цецилия добро не давала, но мне, если честно, уже надоело слушаться ее всегда и во всем. Она ведь мне фактически никто? Никто. Даже если ее сын.
Ой, все!
Занятия магией действительно помогли отвлечься. Руки чесались попробовать воссоздать что-нибудь из того, что видела в лесу, но я понимала, что ведьмаки там не в солдатиков играли, а значит, лучше даже не пытаться копировать такую опасную магию.
В кои-то веки решив проявить благоразумие, я сосредоточилась на простейших базовых упражнениях, как называла их Цецилия: медитации, попытках почувствовать в себе дар. Быть с ним на одной волне, так сказать.
Это у меня уже неплохо получалось. Хоть какой-то повод для радости.
Что еще у меня неплохо получалось, так это чувствовать Эчеда. Я открыла глаза как раз в тот момент, когда дверь бесшумно приоткрылась, явив моим глазам победителя и спасителя.
Последнее даже у меня в мыслях звучало дико.
— О, а я думал ты с Этеле, — сказал Кристиан, остановившись в дверях. Прислонился к стене, скрестив на груди руки, и принялся меня изучать с таким видом, как если бы я была подопытным хомячком, а он помешенным на хомячках ученым.