Книга Живой журнал, страница 18. Автор книги Юлия Кова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Живой журнал»

Cтраница 18

— Ты перезвонишь мне? — потом всегда спрашивает она. — Мне записать тебе номер?

— Диктуй, я запомню, — всегда отвечаю я, и она старательно, по нескольку раз, произносит все цифры. Мы одеваемся, чтобы вместе уйти. Или же одевается одна она, чтобы покинуть мой номер. Или же одеваюсь один я, чтобы свалить от неё.

— Всё, давай, увидимся, — на прощание говорю я, сажая её в такси или захлопывая двери. Надо ли говорить, что я никому ни разу не перезвонил? И дело тут не в Терентьевой. Все мы играем: в привязанность, в чувства, любовь. Но что такое любовь — я, если честно, не знаю. У Энн Перри я как-то прочитал, что это — увлечение определённым типом лица, голосом, телосложением. Цветом волос — как у той, что была для тебя идеальной. Но идеальной для меня была только Ира Самойлова. Я знал красивей, безгрешней и добрей её — таких, какими бывают лишь ангелы. Проблема в том, что все они были лучше неё. Я видел и таких отъявленных сук, и стерв, которым в аду впору ставить прогулы. Беда только в том, что все они были хуже неё. Проще говоря, все женщины были либо лучше, либо хуже неё, но такой, как она, не было. Только её я боялся потерять до смертной тоски, до боли, до головокружения. Но даже от неё я отказался сам. Отсюда вопрос: а любил ли я её по—настоящему? Встречный вопрос: а можно ли по-настоящему любить ту, кого ты не знал по—настоящему? На мой взгляд, вечная проблема полов — в разной эмоциональности восприятия. Женщина смотрит на мужчину как на закрытый сейф (надо вскрыть), либо как на лук (надо ныть), но чаще как на китайскую шкатулку. Женщины вечно ищут нюансы и второе дно, потому что их интересуют тонкости. Мой личный хит-парад таких вот женских причуд возглавляет вопрос, однажды заданный мне Терентьевой: «Андрей, а как ты думаешь, как Фёдор относится к Элке, если при виде Элки он плюется и переходит на другую сторону улицы?».

Девушки, у мужчин есть только одна тайна. Именно эту тайну и не открыл проклятым буржуинкам Мальчиш-Кибальчиш. Это очень простая тайна: что у мужчины на уме, то и на языке. Как говорит, так и думает. И если мужчине действительно нужна его женщина, то он поедет за ней за тридевять земель, хоть на край света. И возьмёт он эту женщину не словами, не мечтами о ней, а конкретным поступком. Что касается этой забавной дурочки-Феи, то салфетку с её телефонным номером я вполне мог бы оставить прямо там, в кафе «Четыре времени года». Но я никогда так не сделаю. И причина не в том, что мне очень жаль эту Надю. Просто я часто бываю там, потому что там хорошая кухня. Ну и зачем, мне, спрашивается, швыряться салфетками, хамить и нарываться на коллективную женскую месть обслуживающего персонала? Правильно, незачем. Докурив, швыряю бычок в урну, надеваю шлем, жму на газ. Мне пора в «Альфу».


10:55. Пристраиваюсь на парковке у «Альфы». Наша стоянка — это со всех сторон хорошо просматриваемое асфальтовое полотно площадью в шестьдесят квадратов. Пристроив «большого гуся» на своём личном месте, киваю нашему администратору, Коле Лобову. Коле тридцать пять лет и на мой взгляд, он похож на утёс, скрещенный с терминатором.

Здесь надо сделать небольшое отступление. Дело в том, что до «Альфы» Коля Лобов работал в оперативном составе у наших конкурентов, но был, что называется, списан в запас. В моей группе (то есть у меня) места ему не нашлось (ага, моя работа), и Колю пока пристроили охранять подступы к «Альфе». Сам о себе Коля говорит так: «Если бы я участвовал в кастинге на роль Кхала Дрого в „Игре престолов“, то я бы уделал самого Джеймса Момоа». Не знаю, как насчёт Царя варваров, но лично мне темноглазый и смуглый Коля очень напоминает орка из «Властелина колец», который успел побывать в руках стилистов «Модного приговора». То есть вид ещё довольно жуткий, но рассматривать детали уже чрезвычайно увлекательно. Однажды в порыве вдохновения я удачно совместил начало имени и фамилии Коли Лобова и дал ему прозвище «колобок». После чего несколько раз с удовольствием ловил рафинированного Фадеева на том, что он, упоминая Колю в разговоре, изо всех сил старается не съехать на Колино прозвище. Но самым интересным для меня в Колобке является то, что этот «орк» на стрельбище всегда вышибает «десятку». Это из Колиных плюсов. Теперь о Колиных минусах. Во-первых, Колобок из той породы людей, кто заслан отравить мои дни своими девственно-чистыми мозгами. Во-вторых, Колобок страдает несчастной страстью к блондинкам и татуировкам, и постоянно доканывает меня беседами на эти две темы. Вот и сейчас при виде меня Коля спешит ко мне.

— Привет, Сергеич, — скалится Колобок. — Как оно всё? Нормально?

— Привет, скала с бейджиком. От нас никто не выходил? — У меня-то, собственно, к Колобку только один вопрос: свалил ли Кейд от Фадеева?

— Смешно, — Колобок морщит узкий выпуклый лоб, пытаясь понять, похвалил ли я его или обидел. Гляжу на это чудовище. Какое же счастье, думаю, что ты не в моём отделе. А будь моя воля, то я бы и стоянку тебе не доверил.

— Коля, — повторяю я, — заказчик где? Всё ещё в агентстве?

— Ах, заказчик… заказчик… А, заказчик уже уехал! Машины же нет на стоянке? Сергеич, а я себе новую татуху сделал…

«Господибожемой, нет. Прошу тебя, нет! Нет, только не это!»

— Во какая, смотри. — Я не успеваю ничего предпринять, как Коля сует мне под нос свою волосатую ручищу. Смуглое запястье толщиной в плотно пообедавшего удава украшена корявой молнией (привет Гарри Поттеру), веткой сакуры (похожа на неопрятную верблюжью колючку) и парой японских иероглифов.

— Что пишут? — киваю я в сторону японской вязи. Коля тушуется:

— Да фиг его знает. Но татушница говорит, что это — на счастье.

— Да—а? — тяну я скептически, хотя в каком-то смысле татушница-пэтэушница очень даже права. Ибо на руке у этого светоча мертворождённой мысли наколото лаконичное японское напутствие в один конец. На русский оно, правда, переводится более прозаично…

— Сергеич, а хочешь, я тебе по блату телефон мастерицы по тату дам? Правда, она еще в ПТУ учится. — «О, да я прямо Нострадамус!». — Она правда хорошо татухи делает. Она вообще всё хорошо делает. — Коля красноречиво двигает бровями и важно поправляет ремень портупеи. Рассеянно киваю, не заметив на парковке ни одного чужого автомобиля. Значит, Кейд всё—таки уехал (не на такси же он сюда приезжал с этим его автопарком?). Делаю шаг к двери в «Альфу».

— Сергеич, так что c тату-то? — окликает меня Колобок.

— С тату? — Я поворачиваюсь. — Ах да, тату из ПТУ… Слушай, Коля, а ты когда-нибудь «бентли» с наклейками видел?

— Нет, — Колобок таращится на меня, — а что?

— А «жигули»?

— А «жигуль» с наклейками видел. А в чём подвох-то? — Глаза у Колобка жадно горят от предвкушения шутки, которую можно рассказывать.

— Ну, так вот, Коля. Ты — «жигули». А я — «бентли» … Давай, жги, Колобок. — Поворачиваюсь спиной к ошалевшему Коле и открываю дверь в «Альфу».

Игнорируя лифт (представьте себе аристократичный шедевр начала двадцатого века, сияющий медью и хрустальными стёклами зеркал), устремляюсь вверх по ступеням широкой мраморной лестницы. У лестницы длинные пролёты и настоящие дубовые перила. И лифт, и лестница сохранились с тех самых времен, когда «понаехавшие» ещё не сушили свои трусы на балконах, а дебилоидные Букины из телевизора не жили со мной по соседству… Да, вот такой я коренной москвич, которого все ненавидят. А я, в свою очередь, ненавижу говнюков, гадящих в городе, где я родился.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация