- Просто отослал?
- Он не был садистом. Он просто… искал способ.
Ник посмотрел на меня сверху вниз и вздохнул.
- Я долго пытался сопоставить все это… пусть меня он не особо любил, но заботился же. И учил. Пытался, другое дело, что ученик из меня был никакой. Но ведь в этом не было его вины. Потом, когда я стал старше, мы разговаривали. И по возвращении тоже. Обсуждали прошлое. Гордона Эшби, его работу. Спорили порой, и видит Бог, я был счастлив. Мне казалось, что мы достигли взаимопонимания. Что я больше не разочаровываю его. Он покупал у айоха кровь. У женщин. И смешивал ее с драконьей. Может, если бы я не убил его, у отца и получилось бы сделать лекарство.
Или нет.
Или он продолжил бы проводить свой эксперимент, который и без того тянулся годами.
- Почему, - я все-таки села и завернулась в одеяло. – Почему он просто не взял очередную женщину из племени? Глядишь, она бы родила ему сына…
- Не знаю, - Ник взъерошил волосы. – Я не успел спросить. Но… думаю, что он был слишком снобом.
- Или любил.
- Или любил. И боялся навредить своей любовью.
Или не хотел, чтобы его ребенок был полукровкой. Или была еще тысяча и одна причина, но…
- Значит, я не сойду с ума?
- Понятия не имею, - честно ответил Ник. И я была благодарна ему за эту честность. Если бы он принялся уверять, что я, конечно, останусь в своем рассудке, доживу до ста лет и буду счастлива, я бы не поверила. Но он сказал правду. И я ответила:
- Спасибо.
- Источник разрушен, тот, извращенный, как мне сказали, кровавым ритуалом. Сперва они собирались и дом очистить, но этот… эксперт, - слово Ник почти выплюнул, и я знала причину его злости. Эксперт и вправду раздражал. Он был нагл, назойлив, а еще сманил ма Спок, которой вдруг вздумалось попробовать столичной жизни. А попробуй найди толковую кухарку. – Он сказал, что система сложилась и любое вмешательство в нее разрушит равновесие, что источник все одно питает землю. Более того сейчас его действие должно быть заметнее в том плане, что сила не сконцентрирована на усадьбе.
- Они его не нашли?
- Они – нет. Драконы – да.
И Ник тоже. И если я спрошу, он отведет меня к источнику, который перестал быть мертвым и, значит, что-то изменится. Уже меняется. И от этого становится слегка не по себе.
Я боюсь перемен.
- Я не знаю, будут ли у тебя дети. И у меня. И… и не сойдут ли с ума все, в ком есть кровь Эшби. Знаю, что у нас есть шанс и им грешно будет не воспользоваться.
Ник вздохнул и продолжил.
- Я ведь хотел тебе рассказать. Хоть кому-то рассказать. А потом подумал, что ты любила отца. Пусть вы и не общались в последнее время, но ты его все равно любила. И с моей стороны не порядочно разрушать эту любовь. Простишь?
Прощу.
Женщинам ведь положено. А я женщина. Пусть бесхозяйственная и бестолковая, но все-таки женщина. У меня даже кулинарная книга под кроватью имеется. И салфетка.
Недовязанная.
Эпилог
Эпилог
Воробьи разошлись. Чирикали, суетились на подоконнике, пихая друг друга. Их громкие голоса пробивались сквозь преграду оконного стекла, и Милдред подумалось, что ей нравится просто сидеть.
Смотреть.
Слушать эту нелепую воробьиную ссору.
- Если еще пару минут проторчишь тут, и он тебя точно бросит, - проворчала кузина, в очередной раз поправляя прическу. Хотя что там поправлять?
Волосы, залитые лаком, стали жесткими и чужими.
А фата? У Милдред, верно, рассудок помутился, если она согласилась на фату.
- Не бросит, - она сдула кусок белой ткани, который норовил прилипнуть к носу.
И поднялась.
Платье было узким и тесноватым. И… и определенно помрачение… куда ей белое? Белый – символ невинности, а в ее-то возрасте… но Луке понравится.
Наверное.
Или точно?
Ему, кажется, нравится все, что Милдред делает.
- Ты себя в зеркало видела? – Клео сама от зеркала отступила. Не без сожаления. Обернулась. Взбила локоны, поправила розовый бант и платье тоже. Розовое. У подружки невесты должно быть именно розовое платье.
Милдред подавила тяжелый вздох.
Поэтому и согласилась.
Ради нее. И ради родственников, которые приехали вместе с тетушкой. И ради тетушки тоже. Она стала тише и казалась почти нормальной. И так радовалась, выбирая, что салфетки, что цветы, что прочие глупости, в которых смысла не было. Но… ей они необходимы.
А Милдред потерпит.
- И все-таки он страшный, - прошептала на ухо кузина. И Милдред за руку взяла, не иначе, как со страху.
- Он замечательный.
- Но все равно страшный.
Очередной черный костюм шел Луке еще меньше, чем предыдущие, как-то удивительно подчеркивая несообразность его фигуры. Пиджак делал плечи совсем уж необъятными. Отчего ноги казались короче, а руки длиннее.
И белый воротничок подчеркивал темноту кожи.
Взгляд мрачный.
Очки на носу.
И Милдред поняла, что улыбается, а он, поймав ее улыбку, улыбнулся в ответ. И стало вдруг неважно, что платье узкое и тесное, что фата падает на глаза, а голова чешется от лака.
Гости.
Родственники. Тетушка с кружевным платком, кузина, которая строит глазки кому-то из отдела, и явно намеревается провести веселый день, а если и повезет, то и ночь… это все не имеет значения.
- Ты красивая, - Лука протянул руку и Милдред оперлась на нее. – Не передумала?
- Не дождешься, - она ответила шепотом.
- Это хорошо. А то мне сказали, что красть невест больше не принято. Дурной тон.
- Неужели?
- К сожалению…
…слухи, конечно, пошли. Сперва был шепоток за спиной, потом пошли насмешки, порой неприкрытые, а те перешли в разговоры, за которыми появились завуалированные предложения. Закончилось все парой сломанных ребер.
И беседой с мистером Боуменом, который удивленным не выглядел.
- Женитесь, - сказал он. – Или уматывайте.
- Куда?
- Куда хотите. В полиции вон люди нужны. А тебя, девочка, нацбезопасность просит… очень им твоя работа понравилась.
Лука помрачнел. И сказал, что жениться давно согласен.
У него имелась квартирка, но крошечная и совершенно непригодная для двоих. А Милдред и вовсе жила в тетушкином доме.
Но сейчас это тоже не имело значения.
