Женщина смотрела исподлобья. Возможно, она была когда-то красива, но возраст и дурные привычки не оставили красоте шанса. Она стояла, глядя исподлобья. Морщины. Потекшие щеки. Полная шея. И отвисшая губа, к которой прилипла сигарета. Светлые локоны собраны в небрежную прическу.
- Она умерла не сразу, верно? – Милдред потянулась к снимку, но вынимать из тонких полосок, которыми он крепился к листу, не стала.
- Верно. Сперва даже показалось, что Элисон поправиться. Ее перевезли из Тампески. Станислав нанял сиделку на первое время. Он часто помогал местным в подобных вопросах. Помог приобрести кресло. И даже работу какую-то дал, чтобы она с сыном не погибла.
Сын?
Милдред перелистнула страницу.
- Нет, вот он. Деккер. Я же говорила, - мисс Уильямс поняла все верно. – Он хороший милый мальчик.
В одежде явно с чужого плеча. Впрочем, здесь многие одевались так, как выходило, но эта бедность особенно бросалась в глаза. Рубашку даже не пытались подшить, а штаны висели. И в дыры на коленях проглядывали эти самые колени.
- Сколько ему было?
- Ему… погодите. На пару лет старше Ника… в тот год, стало быть, пятнадцать исполнилось. А это Альберт Хендриксон, - палец учительницы остановился на другом мальчишке, который стоял будто бы в стороне и изо всех сил старался выглядеть старше прочих. Кожанка на плечах. Кепка, съехавшая набок. Выражение лица нарочито равнодушное, независимое. Во рту – сигарета, но это нормально. Сколько ему? Тоже около пятнадцати. – Он утонул. Здесь, на Драконьем берегу.
Стало быть, парень из списка Луки, по которому только и удалось, что дети и вправду погибали. От инсульта ли, по иным обстоятельствам, как знать.
- А это Томми.
Агент Хендриксон выглядел раздолбаем. Светловолосым, с огромными глазищами, в которых читалось любопытство, и с оттопыренными ушами. Он стоял, вцепившись в метлу, и пялился в камеру то ли с восторгом, то ли с ужасом.
- Очень живой был мальчик. До того происшествия… оно сильно на него повлияло. Ник.
Хмурый толстяк в слишком хорошем костюме, чтобы сойти за своего. Три подбородка упирались в белоснежный воротничок, из-под которого выглядывал змеиный хвост галстука. Ребенок выглядел недовольным и раздраженным, что немудрено. Пиджак натянулся на его груди, того и гляди пуговицы треснут.
- Вихо…
А этот вполне в своей стихии. Не стоит, сидит на корточках, повернувшись так, чтобы всем были видны явно новые и красивые сапоги.
Высокое голенище.
Узоры.
И белая кожа. Кто покупает такую обувь детям, у которых нога растет быстро? Разве что очень любящие родители.
- О да, его матушка была удивительной рукодельницей.
- Была?
- Она и сейчас жива, но не помню, чтобы еще работала с кожей. Хотя… вам стоит ее навестить. Уна.
Мелкая тощая девчонка, которая прячется за остальными, но потом, будто опомнившись, тянет тощую шею, выглядывает.
- И Зои…
Две косы. Банты. Клетчатое платье и белый передник. Аккуратна, как и подобает леди.
- Вы их всех учили?
- Очень многих, - согласилась мисс Уильямс. – И если думаете, что я пропустила что-то… возможно и пропустила. Вот Альберт был жесток. Стыдно признаваться в таком, но… я вздохнула с облегчением, когда его не стало. Умный мальчик. С таким… знаете ли, четким пониманием того, что дозволено, а где следует остановиться. Он мог закидать камнями бродячего щенка, но никогда бы не сунулся к чужой собаке. Во всяком случае, пока хозяин смотрит. Однажды он спрятал змею в ящике моего стола. Обычную, но привязал к ней сухую погремушку.
Лицо мисс Уильямс исказилось.
- Я тогда сильно испугалась. И ведь не могла доказать, что это он, хотя знала, что Альберт любит охотиться на змей. В горах их хватает. Станислав говорил с ним. И мальчишка извинился. Меня он больше не трогал, а вот на Нике отыгрывался сполна.
Она перевернула лист.
Два брата. И насколько не похожи, хотя Томас изо всех сил старается подражать старшему. Та же поза, то же выражение лица, и даже у рубашек рукава закатаны одинаково.
- Он умел действовать через кого-то. Как правило, через Тома. Тот брата обожал. И готов был на все, чтобы угодить. Поэтому пара слов, пара намеков и начиналось… иногда Альберт подсказывал младшим какую-нибудь пакость, но в принципе, они вполне и сами справлялись. В то время Ник был удачной мишенью.
- А его приятель…
На сей раз Вихо сидел на лошади, которую держал под уздцы мрачного вида мужчина.
- Его отец. Не самый общительный человек. Но в городе его уважали, хотя так и не простили, что он взял в жены айоха.
Женщина в европейском платье смотрелась странно. Платье было чересчур тесно в груди, а ниже висело мешком. И не вязалось оно с кучей побрякушек, которые нацепила красавица, как и с босыми ее ногами.
- Вихо… еще один непростой мальчик. Он умел останавливать конфликты. Поразительный талант. Ему стоило улыбнуться, и все мигом остывали. Он говорил. Шутил. Мог вызвать на поединок, но как-то так, что все понимали, что это не всерьез. Пожалуй, он единственный умудрился дружить со всеми. Кроме Ника.
- То есть?
- Ник, возможно, и считал Вихо другом, но я знала правду. Станислав нанял этого мальчишку, чтобы присмотрел за сыном. К сожалению, Ник был далек от того идеала, который нарисовал себе Станислав. Тихий. Робкий. Он не умел драться. Всегда был вежлив, а вежливость здесь…
…принимали за слабость.
На отдельном снимке Николас Эшби выглядел еще более нелепо. Короткие штанишки с бантами заканчивались где-то под коленями. Высокие гольфы поднимались к этим коленям, но сползали, и Нику приходилось их подтягивать, но они все равно сползали, обнажая пухлые икры.
На левой был виден синяк.
И на правой.
- Дети не умеют лицемерить. С одной стороны, родители требовали, чтобы они уважали Ника Эшби, с другой, не раз повторяли, что ребенок неудачный.
И дети слышали разговоры.
Делали выводы.
Пухлые плечи. Круги пота в подмышках. Та же шея складочками. Беспомощно приоткрытый рот.
- Вихо сглаживал конфликты, но он смотрел на Ника свысока. Это не дружба. А вот Уна была другом.
На ней светлое платьице болталось, что на палке. Хмурая. Злая. Взгляд раздраженный, и мальчишка, которого она держит за руку, разворачивается, заслоняя подругу от камеры.
- Очень сложная девочка. Но она, пожалуй, единственная нашла свое место в жизни.
У девочки со временем коса стала толще, а взгляд еще злее. И эти поджатые губы…
…кто сказал, что Чучельник – всенепременно мужчина?
