Черная женщина замолчала и поднялась. Она ступала медленно, и лишь браслеты на босых ногах позвякивали. Алая ткань шла складками, меняя цвет, и казалось, что это не ткань, а чешуя.
Она ушла недалеко и вернулась с чашей.
- Попробуй и ты, - она протянула эту чашу Томасу, а он принял и удивился тяжести ее.
Череп.
Кость почти как настоящая.
И серебро. Драконы на серебре. В этом месте все так или иначе связано с драконами.
- Патриция попробовала той воды. И все изменилось.
Горькая.
Такая же горькая, каким сладким было мясо. И от этой горечи слезы навернулись на глаза.
- Пей, - велела черная женщина, сквозь лицо которой проглядывала алая змея. – Пей до дна, человек драконьей крови.
Это она о ком?
- Говори, - голос сел, но ему подчинились.
- Именно она, эта девочка, и сумела выдержать взгляд дракона, черного, как уголь, как сердце грешника, как сама тьма. Старого, должно быть, помнившего еще зарю мира. Это была случайная встреча. И оба удивились. И оба встретились взглядом. И впервые человек действительно говорил с драконом.
Горечь не исчезала. Она связывала рот, будто опасаясь, что Томас будет слишком уж болтлив. Она склеивала губы, а в глотке разжигала пожар, который хотелось погасить, но из всех кубков у него была лишь вода.
Горькая.
Тяжелая.
Темная, как… как волосы Уны.
И Томас, превозмогая себя, сделал еще глоток.
- Сильный, - сказала черная женщина, и змея в ее теле тоже одобрила. Томас слышал ее столь же явно, как и мир вокруг. И удивлялся, до чего слеп и глух был прежде. – Самый сильный. Смешно, что он ошибся…
- Что… случилось? Дальше?
Голоса почти не осталось, он походил не то на шипение, не то на рычание.
- Дальше? Та, другая, не простила. Она готова была поделиться домом и мужем. Но не своим местом в доме и при муже. Она называла себя той, что понимает язык драконов, но ее умения оказались лишь тенью истинной силы. И Гордон Эшби это понял.
Прошлое важно?
Или нет?
Столько лет… а оно все живо, пусть лишь в голове странной этой женщины, которая покачивается и смотрит на Томаса чужими глазами. А мир плачет. Мир может рассказать свою собственную историю. И в ней будет место и для той девочки, которая получила вдруг чужую силу, и для женщины, рискнувшей всем, но оказавшейся лишней в большом доме того, кого называла мужем.
Их детей.
- Он виноват. Он и только он… он решил, что если сам не способен принять, то сила перейдет к детям. Он связал две линии крови в одну и скрепил ее водой родника.
Источника.
Он здесь.
Рядом.
Заточенный в камне и уставший от камня. Он, спеленутый сетью заклятий, знаками, что вырезаны на граните, ищет путь наверх. Источник помнил, как драконы прилетали, чтобы утолить жажду. И он делился с ними силой, а драконы приносили на крыльях ветер и солнечный свет.
- Он запер его, решив, что так получит власть. Он заключил сделку с айоха, и вместе они принесли большую жертву, которая изменила мир.
Змея перевернулась, и блеск колец ее ослепил.
- Дай им свободу, - попросила она. – Дай нам всем свободу.
- Я не знаю, как, - это прозвучало жалко. Источник звенел, источник звал. Он обещал рассказать. Он готов был на все, лишь бы избавиться от мертвых пут.
И Томас допил воду до последней капли.
- Это череп Гордона Эшби, - сказала женщина, пряча змею, ибо та слишком устала. – А чашу сделал его внук, рожденный его дочерью от его сына.
- Все равно я не понимаю… что со мной.
- Кровь проснулась, - совершенно иным голосом сказала она. – В каждом поколении у кого-то она да просыпается.
- В каждом?
- А ты думаешь, что только старый хозяин пытался разорвать эти путы? Нет. Они все пробовали получить благословенное дитя. Но никогда не умели угадывать… Дерри помнишь?
- Да.
- Он был драконьего рода. Потому и говорил с ними, хотя, конечно, слабый… да… сильных давно не рождалось. Вот внук Гордона Эшби был силен. Он сумел не только оседлать дракона, он поднял всю стаю, когда в долину пришли люди в красных мундирах и сказали, что земли эти принадлежат короне. И людей не осталось. А долину признали частным владением. Попробовали бы они не признать, - фыркнула женщина, убирая кубок.
И миску тоже.
- Еще хочешь?
- Хочу.
- Говорю же, сильный. Такого и прокормить непросто. Потом еще его правнук был… когда пришли эти, которые желали развалить страну. Большая война приключилась. На юге горели хлопковые поля, а табак стоил так дорого, что даже богатые люди не могли позволить себе курить каждый день. На север бежали рабы, думая, что им и вправду дадут свободу. А по дорогам ходили мародеры, крича, что они за справедливость. У драконов она своя. И никто не посмел нарушить покой Долькрика. Потом уж стало сложнее… сильная кровь появлялась, но редко…
- Значит…
- Тут все через одного крови Эшби. Другие редко приживаются. Да… он брал себе в жены одну женщину, по обряду белого бога, а потом брал другую и третью по законам айоха. Он смотрел за детьми. Выбирал…
- И…
- Сила рано или поздно во всех проснется, но не каждое тело ее принять способно.
И те, кто оказывался слишком слаб, умирали. А Томас, выходит, достаточно силен? Мясо она не стала посыпать приправами, а вот яйцо разбило. Перемешала лениво, словно дразня своей медлительностью. Но когда миска оказалась на столе перед Томасом, он моментально забыл о своем раздражении.
- Редко когда из пары дюжин выживал один. Бывало, что и двое на поколение, но тут уж как повезет. Тогда Эшби оставляли того, который побойчее. За вторым тоже приглядывали, не бросали, но всей правды не говорили. Это после уже, кажется, Николас Эшби, это который второй, а не пятый, как нынешний, в роду, понял, что нужно делать, чтобы ребенок и вправду родился сильным.
- И что?
- Зелья. Травы. Вода из источника. И драконья кровь. Правда, женщины не выдерживали, да… но зато дети рождались правильными. Да… тогда Эшби почти перестали баловаться с другими. Редко кто… по любви или так, но да, за своей кровью приглядывали, хотя особо в жизнь и не лезли. Это уже старый хозяин… с женой ему не повезло. Выбирал, выбирал, а поди ж ты… выбрал. Долго понести не могла. Вот он и вспомнил про старый обычай. А там один мертвый младенчик, второй… решил, что уж точно теперь не сладится. Ему бы развестись, да она умом слегка повредилась. Тогда он еще совестливый был.
- Тогда?
