Не стоит поддаваться.
И Милдред кивает, соглашаясь. Здесь тоже есть свет, пусть и слабый. А лестница ведет ниже и ниже, глубже и глубже.
Дверь.
Подвал.
Бочки и полки, заставленные банками. Запах копченостей и сыра.
- Дальше, - Уна показывает куда-то вглубь. – Это еще кухня.
И владения женщины-змеи, которая уже ждет возле дальней двери, она стоит, прислонившись, и кажется неживой, но стоит оказаться рядом, как глаза ее раскрываются, и змея, выглянув из нутра, шипит:
- Пришло время выбирать.
Но никто, кроме Томаса, ее не слышит. И женщина улыбается. Она знает, насколько слепы люди, даже те, кто полагают себя особо зрячими.
Я слышала рев раненого дракона, которого буря уговаривала сложить крылья. Она пришла с востока и принесла с собой вонь слежавшихся песков и старых, потрепанных гор, которые прятала в самом сердце своем. Острый смрад истлевающих костей и иные, куда более неприятные запахи.
Восприятие обострилось.
Теперь я слышала мир куда более ясно, нежели прежде.
И дракона тоже.
Он звал. Он голосил, умоляя простить его, глупого и несдержанного. Он обещал, что отныне все будет иначе, что никогда-то он не посмеет и глянуть на нее, не то, чтобы… он клялся. И знал, что некому услышать эту клятву, отчего впадал в исступленную ярость.
И вымещал ее на буре.
Та лишь разворачивалась. Не пройдет и получаса, как песчаные крылья раскроются и сомкнуться, спеленают дикого зверя ветрами, сожмут.
Сдавят.
И сбросят на землю.
Буря тоже женщина. И почему я раньше не понимала очевидного?
В подвале я прошла мимо ма Спок, которая прикоснулась ко мне влажноватыми пальцами, провела по щеке, вывернулась, заглянув в глаза. И толстые губы ее растянулись, как показалось, в издевательской улыбке. А сверху загрохотало.
Дракон, не получив ответа, окончательно утратил разум. И гнев его, сплетенный с пламенем, обрушился на дом. Я буквально физически ощущала и зверя, что выдыхал все, вкладывая остатки жизни, понимая, что нынешний полет последний, и дом.
Каменная скорлупа, в которой прячутся те, кто действительно виновен.
Их запах.
Их близость.
Их… предательство заставляли зверя вновь и вновь вдыхать пропитанный песками воздух. А дом держался. Полыхнули плети дикого винограда. И старая беседка. Остатки древних строений обратились в пепел, смешавшийся с песком. Перестали существовать деревья и трава. И лишь каменная статуя уцелела. Разве что на лице Патриции Эшби появилась виноватая улыбка. Она явно что-то знала.
Про дракона.
И про розы.
Но вслушиваться было некогда, ведь, если защита не выдержит, нам и вправду придется несладко. Я представила, как загораются деревянные панели, как вспыхивают ковры и занавеси, плавится столовое серебро, а изящная роспись становится полотном, на котором пламя создаст свою собственную картину.
Впрочем, раньше стены осыплются.
И дракона это не успокоит.
Ниже.
Глубже.
Туда, где начинается скальная порода. Эти подвалы тоже когда-то использовали, и памятью о том остались полурассыпавшиеся бочонки, в которые кто-то да сунул нос. И вправду надеялся отыскать сокровища семьи Эшби?
Древний матросский сундук.
Полки.
Свечи, завернутые в промасленную бумагу. Фонари, что выстроились рядом. Здесь же – масло и керосин.
Одеяла, пусть и несколько отсыревшие.
- Пришли, - я потянула ближайшее, раскатав на полу. – Здесь, даже если сверху полыхнет, уцелеем.
Одеяло оказалось чересчур тяжелым, и я едва не рухнула за ним следом. Но устояла. И Томас помог.
- Давай, - он раскатал валик и бросил еще один сверху. – Садись.
- И что? Мы просто будем сидеть и ждать? – мрачно поинтересовался усатый, который смотрел на Томаса так, будто прикидывал, как половчее свернуть ему шею.
- Можете вернуться к кухне, - я пожала плечами. Дом еще держался, все же Гордон Эшби знал, что делал, создавая его. – И взять еды. А то мало ли…
Я прикрыла глаза.
Камень.
И слышно плохо, хотя камень тоже часть мира, но иная. Плотная. Неподатливая. Этот камень давит, и сложно отделаться от ощущения, что меня не найдут.
Нас не найдут.
- Господи, помилуй…
Миссис Фильчер ходила по залу, который оказался не так уж и велик. – Господи, помилуй… помилуй меня, Господи.
Она повторяло это снова и снова на разные лады, и парни в форме расступались, будто боялись, что эта странная женщина, коснувшись их ненароком, передаст свое безумие.
Может, и не зря боялись.
- Ты, ты и ты… - человек-гора явно не любил ждать. Он ткнул в ближайших федералов. – Возьмите фонари.
Это правильно.
Лампа, которая под потолком, мигнула, предупреждая, что электричество – вещь до крайности ненадежная.
- Идете по левому тоннелю…
- Там тупик, - сочла нужным предупредить я. Но меня не услышали. А может, он, зная, насколько тяжело людям ждать, просто нашел им занятие?
Милдред опустилась рядом.
И этот, бледный, который смотрел на меня с немалым интересом, - признаться, пугало – тоже. Взял за руки. Пощупал. В глаза заглянул. Язык я сама высунула, а то станется еще в рот полезть.
А у него руки грязные.
Да.
- Вы – по правому…
- Там развилка будет, - я зевнула. Я чувствовала себя безмерно уставшей. Хотелось лечь. Притянуть ноги к груди. Закрыть глаза и просто лежать, но я сидела и позволяла отсчитывать свой пульс хилому магу. – Влево – к источнику…
Маг встрепенулся.
- Не к тому, - на всякий случай уточнила я. – Это обычный, подземный. Его когда-то вывели в русло, чтобы в доме вода была. Раньше, говорят, из того самого источника и на дом брали, но потом отдельную трубу проложили. Или не трубу? Я в этом мало понимаю.
Я с трудом сдержала зевок, спать хотелось все сильнее.
- Так вот, влево – к источнику. Вправо – второй зал будет. Если нужен. Но там тоже ничего интересного. Даже фонари давно не проверяли, хотя положено…
- Здесь вообще много? – спросил Лука, заслоняя от меня лампочку. А хорошо стал, если немного так постоит, то я точно усну.
- Много чего?
- Коридоров?
- Три. И там четвертый был, но завалило в конце. В детстве мы с Ником пытались завал разобрать. Он сказал, что можно найти тайный ход к берегу, но едва самих не засыпало, да… а так… это старые горы. В них множество всяких…- я крутанула рукой. – Здесь они частично искусственного происхождения. Может, есть что-то, о чем я не знаю…