И хуже.
А нить по стене бежит. Попробуй догони… догнать надо. Важно. Очень важно. И сердце у живота пульсирует все быстрее. Ощущение такое, что вот-вот прожжет и рубашку, и мышцы, провалится внутрь Луки и будет ему конец.
И правильно.
Не хрен трогать посторонние артефакты.
Коридор закончился полукруглой залой, из которой в одну сторону поднималась лестница с узкими и крутыми ступенями. А по другую начинался еще один проход.
Подняться было бы логичным, но… тень по стене обошла лестницу, исчезнув в проходе.
Вот же ж…
- Твою мать да за ногу, - проворчал Лука в полголоса. И колено потер. То самое, про которое уже и подзабыл. И вспомнилось, как предупреждал целитель, что с коленом этим вот не нужно шутить, что, если не быть осторожным, то Лука рискует захромать.
А то и вовсе без ноги остаться.
- Да чтоб тебя сплющило, - жжение за пазухой сделалось и вовсе невыносимым.
Будто мало ему было.
Лука захромал вдоль стены, опираясь на нее, опасаясь лишь одного, что стал слишком медлителен и путеводная нить оборвется. Она дрожала, то появляясь, то исчезая, чтобы вновь появиться, но уже слабее. И тогда камень вспыхивал вновь, а кожу уже не щипало, кожа уже облезала.
Лука достал бы, но что-то подсказывало: оставлять камень нельзя.
И в руках его не удержишь.
Руки ему свободные нужны, а то мало ли что.
Одной за стену держаться, потому как ногу с каждым шагом пронизывала острая боль. Во второй револьвер.
Правда…
Лука все же остановился, чтобы стянуть рубашку. Драная. Грязная. Слишком тонкая… а если и штаны добавить?
- Погоди… а то ж не дойдем.
На белесой стене завихрились спирали. Спешить надо. Силы уходят. Источник свободен и призраков больше ничего не держит. Кроме разве что благодарности.
…призраки неразумны, следовательно, благодарности испытывать не могут. Это его просто башкой приложило, вот и лезет всякая дурь.
Лука скинул ботинки и поморщился. Нога стремительно опухала, что было нехорошо.
Очень нехорошо.
Ничего… с ногой он потом… как-нибудь. Колено остатками одной штанины перехватит, а поверху ремнем. Ремень хороший, крепкий. Во вторую штанину он сунул комок с камнем. Ткань рубашки успела высохнуть и слегка дымилась.
А если рванет?
- Идем, что ли… - Лука смахнул пот.
Хорош, герой.
Полос на стене появилось сразу несколько, будто кто-то растопыренными пальцами протянул. И потревоженная светящаяся штука, что покрывала стены, задрожала.
- Еще бы сказал, куда идем…
Лука поскреб спину.
Следы от розовых шипов зудели. И видит Бог, он точно мог сосчитать их, каждую, мать его, царапину, от которой расползался огонь.
Все-таки не стоило лезть.
И трогать тоже… а поспешить надо… если, конечно, его не на кладбище ведут… а что, он здоровый, тащить тяжело, другое дело собственными ногами… пусть и ковыляя… сплошная выгода… еще и лопату в руки.
Лука фыркнул.
Но с пути не свернул. Вот все говорили, что он слишком упорным был, порой неоправданно. Коридор разродился очередной лестницей.
И дорожка исчезла.
Зато на плечи будто льдом плеснули. Хорошо… замечательно… Лука остановился, закрыл глаза, наслаждаясь моментом.
Дверь он видел.
Такую хорошую дубовую дверь, которую с размаху не выставишь. Вон как вросла в камень. И видно, что ставили ее не для того, чтоб любой идиот с полпинка вышиб. Да и пнуть сейчас не особо выйдет.
Лука потер колено.
В том, что ему нужно было за дверь, он не сомневался.
Спустившись на пару ступеней, Лука положил руку на дерево. Влажное. Петли металлические и судя по блеску, без магии не обошлось. В такой сырости ржавчина моментально появляется. Стало быть…
Ручка гладкая.
Стоило надавить, и пошла вниз, только внутри замка будто хрустнуло что-то, правда, очень и очень тихо. И камень опять полыхнул, да так, что зубы пришлось стиснуть, чтоб не заорать.
Но ручка пошла.
И дверь приоткрылась. Слегка. Этой щели хватило, чтобы услышать голоса. Один голос, от которого волосы на спине стали дыбом, и Луке пришлось закусить губу, чтобы не зарычать.
А от тихого второго глаза затянуло пеленой ярости.
Впереди захлебывалась силой буря. Позади остался мертвый дракон, под крылом которого пристроился Томас. А я…
Я им не мешала.
И старалась не плакать. Это ведь так сложно порой, не плакать. Не думать о том, как оно могло бы сложиться, если бы…
…если бы Билли не пил.
…если бы когда-то давно кто-то не сломал его, а я даже не знаю, кто. Правда, знаю, что ломают многих, но уродами становятся не все, и что не в моих силах было починить его. Но ведь… у нас ведь тоже все могло быть иначе?
Или нет?
Не знаю. Сижу. Молчу. Стираю слезы, которые ползут по щекам. Слезы горячие, а собственные щеки кажутся жесткими, что наждак. И главное, буря, которая близка, как никогда, подвывает. В ее голос вплетаются другие.
Драконьи.
Они ведь тоже поняли, если не все, то многое.
И простили его.
Мертвых легко прощать.
Вот завибрировал воздух от рыка Лютого, в котором мне слышалось обещание. Вот поддержал его Гранит. Искра плакала тихо, но ее слезы я слышала, несмотря на расстояние и бурю.
- Идем, - сказал Томас и протянул руку. – Или… ты останешься?
- Нет.
Я все-таки справилась с собой и слезами. Встала. Томас прав. Больного ублюдка следовало остановить, пока он не сломал еще одного дракона.
Томас шел впереди и держал меня за руку, точно боялся, что если отпустит, то я потеряюсь в хитросплетениях каменных нор. Может, и потерялась бы.
В этой части гор я не бывала.
Я шла.
Спешила. Порой переходила на бег. Спотыкалась. Однажды почти рухнула на землю, но Томас удержал.
- Извини, - в темноте его глаза отливали золотом, но это не пугало.
- Ничего, - я поднялась, цепляясь за его руки.
Неровный пол.
И низкий потолок. Стены сужаются, и я теснее прижимаюсь к Томасу. Я снова слышу голоса, заунывные тягучие, они пробиваются сквозь камень, жалуясь на судьбу.
Они рассказывают о том, о чем я не хочу знать.
И заткнуть бы уши, но тогда придется отпустить руку Томаса. А это выше моих сил. И я иду. Спешу. Сосредотачиваюсь на каждом шаге, цепляюсь за ноющую боль в мышцах, за рассаженные руки и повторяю про себя слова молитвы.
