И вроде бы родители делали всё, чтобы я чувствовала себя комфортно, но порой мне казалось, что я задыхаюсь. От чувства того, что мне сдавило тисками грудь. От невозможности глотнуть кислорода полными лёгкими. И от щемящего ощущения, что я что-то сделала не так.
Ледов за это время позвонил дважды, причём не мне, а моему отцу. Я не знала, что кроется за этим — настоящее беспокойство, или же потребность всё контролировать, но мне его звонки не приносили ничего, кроме приглушённой боли. Как бы необъяснимо это ни было.
— Лён, когда ты перевезёшь остальные вещи? — спросила меня мама, когда я сидела в гостиной и бездумно щёлкала пультом в скачке по каналам.
— Остальные вещи? — не сразу поняла суть вопроса.
— Да. — Мама села напротив, сложила руки на коленях и пояснила: — Ты ведь ушла от Ледова. Когда заберёшь всё, что осталось в его доме?
Мне показалось довольно странным, что мать вообще о таком спрашивает. Да, я сказала родителям, что пока поживу с ними, чему они очень обрадовались. Но надолго ли я в «родные пенаты» — мы не обсуждали.
— Я пока об этом не думала, — ответила расплывчато, надеясь, что на этом наша беседа завершится.
— Хм…
Мама замолчала, но я чувствовала — разговор не закончен.
— Ты же не собираешься к нему возвращаться, Алёна? После того, что он сделал…
В голосе матери появились чуть истеричные нотки. Вот только я совсем не могла понять, откуда они взялись.
— Мам, насколько я помню, вы с папой были целиком и полностью за то, чтобы я была женой Глеба. Теперь передумали? — приподняв бровь, поинтересовалась я у родительницы.
Она стушевалась, но лишь на мгновение. После чего вскинула подбородок и проговорила:
— Ты знаешь, тогда ситуация была совершенно другой. Мы думали о твоей безопасности.
Я поджала губы. Спорить с матерью не хотелось, да и вряд ли это было способно принести хоть какую-то пользу.
— Я не знаю, вернусь ли я к Глебу, или нет, — сказала в ответ, и когда увидела, как мама собирается протестовать, подняла руку, давая понять, что ещё не закончила. — Сейчас я хочу только покоя. Очень надеюсь, что мне удастся хотя бы пару недель побыть наедине со своими мыслями.
Поднявшись с дивана, я уже было направилась к выходу из гостиной, когда на экране телевизора вдруг появился… Ледов собственной персоной. Снова схватив пульт, я прибавила громкость, а у самой сердце застучало, как ненормальное.
Глеб был в окружении репортёров, которые из кожи вон лезли, едва ли не тыкая телефонами и микрофонами прямо ему в лицо.
— Глеб Сергеевич, что вы можете сказать по факту предъявленных вам обвинений?
Я округлила глаза и впилась взглядом в экран телевизора. Мама тоже смотрела на происходящее с неменьшим удивлением.
— Разве мне предъявлены обвинения? — вскинул брови Ледов, и на лице его появилось насмешливо-холодное выражение, которое я знала до чёрточки.
— Могут быть предъявлены. Вы сказали, что защищали свою жену. И это была самооборона.
— Именно так я и сказал, — кивнул Глеб.
Охрана попыталась отстранить репортёров, но Ледов дал им знак, и те просто застыли рядом с ним немыми изваяниями.
— Кто, по-вашему, нанёс смертельное ранение Андрею Венскому?
— Это была месть за то, что Андрей был любовником вашей жены Марины?
— Вы сказали, что с вами в лесу была ваша вторая жена, Алёна Ледова, это так?
Вопросы сыпались, как из рога изобилия, а моё сердце на каждый из них отвечало каскадом глухих ударов. Что это всё означает? Репортёры просто раскапывают жареные факты, или же Глебу грозит лишение свободы?
— Да, моя жена была в лесу. Насколько мне известно, вы знаете о том, что случилось в тот злополучный вечер.
— Но сотрудник полиции проговорился, что когда наряд оказался рядом с вами, Венский уже был мёртв.
Я охнула и прикрыла рот ладонью. Мама, цепко вглядывающаяся в экран телевизора, сделала судорожный вдох.
Почему я была уверена, что эта сволочь была уничтожена силами полиции? Почему? У меня и мысли не возникло, что его убил Глеб…
— Алёна… Что это значит? Теперь твоего мужа… посадят? — шепнула мать, но я дала ей понять, чтобы она молчала.
— Дальнейшее без комментариев, — отрезал Ледов. — Если у вас есть вопросы, вы можете связаться с моим адвокатом.
Теперь уже охрана заставила репортёров расступиться, и Глеб спокойно прошёл к своей машине, на которой куда-то и уехал. На экране телевизора появилась ведущая новостного канала, я же без сил опустилась в одно из кресел.
— Отвечая на твой вопрос, — произнесла я слабым, словно бы не принадлежащим мне голосом, — я ничего об этом не знаю.
— Значит, Глеб сделал то, что обещал — защитил тебя, — прошептала мама. — И что теперь ему грозит?
— Да я не знаю!
Выкрикнув эти слова, я вскочила с кресла. Нужно было выяснить, что происходит и чем я могу помочь. И почему со мной до сих пор не связались сотрудники полиции? Ведь я же была там! Неужели им неинтересно, что произошло на самом деле? Мои показания могли существенно повлиять на ход этого расследования!
Неужели Ледов постарался оградить меня ото всего, рискуя своей собственной свободой? Или у него имелся какой-то план, о котором я не знала и не должна была узнать?
Эти вопросы буквально разрывали мою голову на части. Но как бы там ни было, я не собиралась сидеть сложа руки.
— Что ты станешь делать, Лён? — позвала меня мама, когда я направилась к выходу из гостиной.
— Пока ничего не могу тебе сказать, — проговорила в ответ, обернувшись на пороге. — Но очень хочу со всем разобраться.
После чего вышла, совершенно не представляя, с чего начну действовать.
34
На следующий день решено было ехать в офис к Ледову. Ночь провела без сна — всё думала и думала о том, что мне предпринять. Разговор с отцом после ужина только родил сонм новых сомнений, которых и без того было с избытком. Но я знала одно — в стороне мне оставаться нельзя. Прежде всего, я сама стану винить себя в бездействии, если вдруг мужу будет грозить тюремный срок.
Надев строгую классическую блузку и брюки, я сделала неброский макияж. Посмотрела в зеркало и, совершенно довольная тем, как выгляжу, отправилась на работу к Глебу.
Я не знала, о чём стану с ним говорить. Сидела в такси, прокручивала в голове фразы, но на чём-то конкретном остановиться не могла. Только лишь хотела, чтобы он знал — меня не нужно ограждать ото всего, я вполне способна справиться с последствиями случившегося. Если уж на то пошло — всё самое ужасное уже произошло. И теперь мы вместе должны были придумать, что же делать дальше.
