В темноте видно было паршиво. Но силуэт Градова, высокий и тощий, он углядел. «Окликнуть, сказать, что я ухожу? Да пошел он! Кажется, ему здесь неплохо, и мое отсутствие он не заметит». Пошевелив мокрыми пальцами ног, Туров с тоской подумал о том, как хочет домой. В родное тепло, к маминому грибному супу с перловкой, в свою кровать, застеленную свежим, шуршащим бельем. К своим книгам, к мягкому и уютному свету торшера. Да, переодеться в сухое, надеть старый шерстяной спортивный костюм и вязаные носки, выпить сладкого чая с лимоном и рухнуть ничком! Поскорее бы.
С трудом пробравшись сквозь плотную толпу, он наконец выбрался из зала. На лестничной клетке было прохладно, даже холодно. Окна были раскрыты, и в них влетали крупные, похожие на тополиный пух редкие снежинки. У окна стояла девушка. Очень высокая, очень худая, одетая в черное: черные джинсы, черный свитер-водолазка, черные, очень похожие на лыжные, ботинки. Волосы, густые и блестящие, цвета воронова крыла, были подстрижены под Мирей Матье – кажется, эта стрижка называется «под пажа».
– Не холодно? – осведомился Туров.
Бросив короткий и небрежный взгляд через плечо, девушка отвернулась. А Туров словно прилип к полу. Поежился – холодно – и стал торопливо натягивать куртку. В эту минуту, как ошпаренный, на лестницу выскочил Градов. Увидев Турова, радостно заорал:
– Вот ты где! А я обыскался.
– Вовремя ты, – поморщился Туров.
Бросив окурок в окно, «черная» девушка развернулась. «Странное лицо, – вздрогнул Туров, – раньше я таких не видел». Челка по самые брови, узкие, желтые, тигриные глаза. Острый, довольно длинный нос и большой рот. Очень большой, «буратиний», бледная кожа и редкие веснушки на носу.
– Ленка! – радостно заорал Градов. – Вот так встреча! Ты как здесь?
Девушка усмехнулась:
– Как все. Привет, Вова.
Взяв с подоконника короткую черную дубленку, она махнула рукой:
– Бывай! – И стала спускаться по лестнице.
– Ленка! – Градов бросился ее догонять. – Эй, погоди! Сто лет ведь не виделись, а ты – «бывай»! Ты сейчас куда?
Девушка остановилась. Турову показалось, что оглядела она их с тоской, как оглядывают навязчивых и надоевших кавалеров.
– Я, Вова, домой. Хотя, если честно, – погрустнела она, – домой неохота.
– И нам неохота, да, Тур? – обрадовался Градов. – Ну тогда какие зарисовки и предложения? – И Градов пристально посмотрел на Турова.
«Вот ведь, – подумал Туров, – самому предложить нечего, надеется на меня. А что я могу предложить? Родители дома, зима, никаких отпусков и дач. Обзвонить приятелей? Нет, полная глупость». Но ехать домой и укладываться на любимый диван ему расхотелось. «Надо что-то придумать, – лихорадочно соображал он, – чтобы не потерять эту Лену. Нет, расстаться с ней невозможно! Да, надо что-то придумать!»
Но ничего не придумывалось ни у него, ни, судя по всему, у Градова. Выручила сама Лена:
– Ой, люди! – Ее глаза загорелись. – А рванули на дачу? Нет, правда! Мне давно хочется, а одной неохота. Да и страшновато одной. В доме тепло, наверняка есть какая-нибудь жратва – у бабки всегда большие запасы. И выпивка есть. Только, – вздохнула она, – лучше, конечно, прихватить что-то свое. С моей бабулей лучше не связываться. Соглашайтесь! Там сейчас здорово – елки, сосны, снег по колено! Растопим камин – вообще красота!
Поехать на дачу! С ней, с этой Леной с желтыми глазами! С такой, каких он раньше не видел! Она еще их уговаривает!
– Я, – не своим голосом хрипло ответил Туров, – не против. Хоть сейчас.
Хотел сострить – типа, с тобой хоть на край света, но вовремя остановился, понял: с этой желтоглазой так не пройдет.
– А что, рванули! – обрадовался Градов. – Мне-то что, я чел свободный!
«Позвонить родителям, – подумал Туров, – из первого же автомата». Он, Туров, «чел» несвободный.
На улице, возле крыльца, стоял автомат.
Пока Турова торчал в будке, пытаясь дозвониться до своих – как обычно, автомат проглотил пару двушек, – он бросал взгляды на девушку. На ее непокрытых, освещенных фонарем волосах ярко вспыхивали и тут же гасли крупные снежинки. Притаптывая длинными, худыми ногами в странных, смешных ботинках, она болтала с Градовым. Но Турову показалось, что пару раз она бросила взгляд на телефонную будку. Или просто оглянулась?
С родителями все было улажено, и, схватив такси, они поехали на вокзал. У таксиста купили бутылку болгарского сухого. «Медвежья кровь», страшное дерьмо и кислятина, но Лена успокоила, сказала, что сварит глинтвейн. К сухому прибавили водку. Впрыгнули с промерзшую, заиндевелую, полупустую электричку. Пара поддатых спящих алкашей, несколько теток с огромными сумками, деревянные холодные сиденья, окна в инее. Усевшись, Лена тут же уснула. Следом уснул и Градов. А Туров смотрел на нее. Широкие бледные скулы, сквозь тонкую кожу на виске, пульсируя, просвечивает тонкая венка. Черные, короткие, но густые, как щетка, ресницы. Острый нос со смешной пимпочкой на конце и большие бледные губы.
И в эти минуты Туров подумал, что он, кажется, по-серьезному, по-настоящему, по-взрослому впервые влюбился.
Ехали около часа. Туров обеспокоенно поглядывал в мерзлое окно и прислушивался к машинисту, объявлявшему станции. Кажется, Лена говорила про Снегири.
Но вот она проснулась и пару раз смешно, по-детски зевнула, показав ровные, белые, немного мелкие зубы, растерянно потерла глаза, поправила волосы и поскребла ногтем окно:
– Ого, чуть не проспали!
Растормошили крепко и сладко спящего Градова, еле успели выскочить на перрон и замерли. Перрон был окружен огромными, укутанными в снег елями, высокими, сверкающими под фонарями голубоватыми сугробами. Воздух стоял морозный, перехватывающий дыхание. И оглушительная, ошеломляющая, пугающая тишина. Пошли по узкой дорожке вдоль леса. Вдалеке ухнула сова. Припорошенные, с темными окнами дома и домишки, деревья с голыми черными ветками, засыпанные снегом дорожки. И тишина, тишина, тишина…
– Зимой здесь никого нет, – не поворачивая головы, объяснила Лена. – Народ подваливает только на Новый год, а потом уже на майские. Так что будем одни! – обернулась она. – Ну что, испугались?
– Если только волков, – пошутил Туров.
Но Лену это не рассмешило, и ответила она слишком серьезно:
– Волков, а также медведей здесь нет. И вообще, кажется, нет никого, кроме нас.
Лена шла впереди. За ней, спотыкаясь на кочках, бодро шел Туров. Чертыхаясь, сонный Градов тащился последним.
Дошли. Темный дом в глубине участка. Заметенная тропка. Голый печальный сад, за домом лес – сосны, березы. Занесенные снегом деревянный стол и две лавки, у крыльца оставленное или брошенное полное снега ведро.
Туров поежился – в доме наверняка собачий холод. Выходит, придется топить печь… Нет, он умеет! Но, если честно, не очень охота.
