Глава шестая
С улицы в открытую дверь тянет холодом. Неплохой путь к отступлению. Вот сбегу – и никто даже не заметит! Но куда же я пойду? Да и моим друзьям и маме тогда не поздоровится.
Пока я раздумываю, кто-то входит и захлопывает дверь. Это широкоплечий парень с грязно-коричневыми волосами, чуть старше меня. Он останавливается и в изумлении оглядывает меня с головы до ног. До двери теперь не добраться, неожиданный гость занял весь коридор. Парень отбрасывает со лба волосы и пристально разглядывает меня холодными – холоднее осеннего ветра, задувавшего с улицы, – глазами. Он чем-то похож на девушку, которая приходила ко мне раньше, такой же резкий и угловатый. Не смотри он так хмуро и неодобрительно, показался бы даже симпатичным.
– Кухня там, – кивает он налево и неподвижно следит за мной, пока я не направляюсь на звон тарелок, вилок и манящий аромат поджаренного хлеба. Даже сейчас, когда мысли путаются от страха, запах выпечки меня успокаивает.
На кухне светло, но почти пусто. Тепло исходит только от плиты. Я искоса оглядываю комнату, а потом девушка за столом поднимает на меня глаза и вскакивает со стула. Шагнув вперёд, я замечаю, что новый знакомый стоит у меня за спиной. Я неловко отступаю, но всё же оказываюсь у него на пути, и с сердитым вздохом темноволосый проходит мимо.
– Я думал, ты за ней присматриваешь, Галл, – говорит он девушке, недовольно сверкая глазами.
На меня он даже не смотрит. Можно подумать, я невидимка, или он очень хочет, чтобы меня не было видно и слышно. Девушка заливается краской и отвечает ему не менее возмущённо:
– Ну да… Но не буду же я смотреть, как она одевается, правда?
Девушка придвигает ко мне кружку с отбитым краем, и я сажусь за старый деревянный стол.
– Хорошо, что я вовремя пришёл, – ледяным тоном сообщает юноша. – Она чуть не сбежала. – Я не успеваю вставить и слова в свою защиту, а он продолжает: – Пойду. Сегодня много дел. – Он берёт с тарелки ломтик поджаренного хлеба. – Мать с отцом на тебя рассчитывают, Галл. Не подведи! – напоминает он, выходя из кухни.
Девушка негодующе смотрит ему вслед, чего он, по-моему, вполне заслуживает.
– Спасибо, что позволили остаться у вас на ночь, – откашлявшись, неуверенно произношу я.
Не знаю, чего здесь стоит бояться, и на всякий случай опасаюсь всего. Девушка по имени Галл смотрит на меня, не скрывая презрительного любопытства. Она рассматривает татуировки у моей шеи, на руках, мятую одежду и носки.
– Я должна накормить тебя перед встречей с остальными, – говорит она, накладывая мне в тарелку что-то из кастрюльки на плите. – Кстати, Фенн прав, – хмуро кивает на дверь девушка. – Следить, чтобы ты не сбежала, тоже моя обязанность.
– Я бы никуда не ушла, – почти искренне отвечаю я. – У меня и ботинок-то нет, – добавляю я, но девушка не улыбается в ответ. – Разве я пленница?
Как глупо это звучит… Можно подумать, я всё ещё ребёнок и играю с друзьями в разбойников. Однако Галл молчит, и мои слова повисают в воздухе. Опустив глаза, я изучаю плошку с жидкой кашей. Поджаренный хлеб мне, очевидно, не полагается.
– Ты не пленница, – с намёком на улыбку отвечает девушка. – Просто… не пытайся бежать.
Что ж, понятно. Галл выливает остатки чая в раковину и моет чашку.
– Моих родителей и так не жалуют за то, что они тебя приютили. А братец так и подавно – безмерно счастлив, – насмешливо приподнимает она правую бровь. – Отца ты видела вчера вечером у костра, его зовут Соломон.
Тот самый великан с бородой и мозолистыми руками?
– А с мамой познакомишься чуть позже, когда тебя примут в Доме старейшин. Её зовут Тания. Давай ешь.
Я помешиваю кашу в надежде разбить комки и сделать эту жижу хоть чуть-чуть съедобной. Чай, который налила мне Галл, совсем слабый, и к нему нет ни капли молока. Закрыв глаза, я отправляю в рот ложку непонятного варева и запиваю горячим чаем. Надо было прихватить одежду потеплее – плита едва греет, и меня всё время знобит. Хотя вообще-то у пустых уютнее, чем я ожидала, кухня – как в обычном доме. Галл выходит и вскоре возвращается с моими ботинками и накидкой, которую вешает на спинку стула.
– Сегодня холодно.
Одним глотком я допиваю чай и торопливо зашнуровываю ботинки – с них кто-то заботливо счистил почти всю грязь. Входную дверь заклинило, Галл раздражённо пыхтит и дёргает за ручку. Наконец створка с недовольным скрипом распахивается и напоследок громко хлопает о стену.
– Пошли.
Галл надела широкое ржаво-коричневое пальто с капюшоном, который закрывает почти всё лицо. Мне остаётся только набросить на плечи шаль и идти следом.
Бывает, мне снятся знакомые места. Вроде бы всё как на самом деле, только чего-то не хватает. В Фетерстоуне меня охватывает именно такое чувство – я почти дома… почти. Здесь многое напоминает о Сейнтстоуне, но расстояния гораздо короче – всего за несколько минут мы доходим по обшарпанным улочкам до центра города. Домишки здесь маленькие и обветшалые, но хозяева их украшают как могут – разноцветные шторы обрамляют запотевшие окна, растрескавшиеся двери аккуратно покрашены. Всё старое, поблекшее, на улицах грязно – дороги покрыты слоем песка, размокшей под дождём глиной, кое-где проглядывают остатки светлых каменных плит. Из-за утреннего тумана всё сильнее кажется, что я брожу во сне, да и очарования улочкам он не добавляет. Мне не попалось ни одной мощёной дороги, всюду под ногами лишь утоптанная земля. Городок будто не достроили – не хватило средств или материалов, а может, и сил.
На центральных улицах людей больше, попадаются магазинчики с едой и одеждой, есть и высокие здания, похожие на амбары. А вот и единственный кирпичный дом – Дом старейшин, как поясняет Галл. Меня преследует странное ощущение – не могу поверить, что мы в городе, а не где-то за полями, на выселках.
Повсюду собаки, каждая с хозяином, но время от времени слышится лай и рычание. Пахнет конским навозом. Наверное, где-то неподалёку конюшни. Заметив меня, встречные отводят глаза, прохожие умолкают. Я вдруг чувствую себя на редкость свободно – здесь никто ничего обо мне не знает и не может узнать. От мысли о том, что за мной следит столько глаз, перехватывает дыхание и сжимается горло.
Эти люди так долго держали в страхе Сейнтстоун. «Не шали, не то достанешься пустым», – слышала я с самого детства. Всякий раз, когда пропадал ребёнок, мы думали, что его забрали враги. Пустые травили наш скот, воду, людей…
Я то и дело натыкаюсь взглядом на совершенно чистую, пустую кожу – как в кошмарном сне. Воздух будто загустел от чужих взглядов; я едва переставляю ноги, разболелась и голова.
