– Что тебе сказал Аррин, когда уходил, супруга корабля?
– Извинился за поведение Освир в моей каюте. Попросил не обращать внимания на ее слова. Сказал, что она из старой семьи и недавно на черном корабле. И ей очень непросто.
– Нам всем будет непросто, – заметил Джорон, глядя на Глаз Скирит, который продолжал расцвечивать горизонт.
– Верно, – сказала Миас. – А потому мы должны лететь быстро, чтобы сегодняшние огонь и вода выковали оружие, потому что, когда мы встретимся со Старухой, Твайнер, – а мы с ней встретимся, – мы должны быть острыми и разящими.
По лицу Миас промелькнула улыбка, подобная маленькой птичке, подхваченной ветром: одно короткое мгновение, и вот она уже погасла. Выражения, которое сменило эту короткую улыбку, Джорон не сумел прочитать. А Миас уже отправилась на помост, чтобы занять свое привычное место у хребта.
Джорон посмотрел ей вслед и вдруг понял, что означало новое выражение у нее на лице, – она подумала про «Охотника Старухи» и сестру, поджидавшую ее на севере.
Это было выражение удовлетворения.
34. Полет к смерти
Северный Шторм называли воинственным, потому что все, кто жил на суше, считали, что он приносит лишь гнев и смерть. Но женщины и мужчины моря знали, что это не так. Северный Шторм, подобно войне, отличался непредсказуемостью: и в течение многих недель мог оставаться спокойным, убаюкивал, создавая чувство фальшивой безопасности, чтобы потом обрушить свою ярость. И, как война, его буйство, когда он атаковал корабли и людей, было ужасным и смертоносным.
Однако Северный Шторм мог быть на удивление нежным, с легкими ветрами и небольшой зыбью, и сейчас он нес «Дитя приливов», «Жестокую воду» и «Оскаленный зуб» к войне, убийствам, катастрофам и смерти. Людям не дано знать, кому суждено встретить смерть – им или кому-то другому. Но один из величайших даров Девы, или величайших ее обманов, состоял в том, что женщины и мужчины в такие моменты надеялись на собственное бессмертие. Без этой веры им оставались лишь мысли о боли, и еще о том, что, возможно, завтра они будут сидеть у костяного огня Морской Старухи, и кто бы тогда отправился на войну? Каждое дитя палубы обладало инстинктивным даром всем сердцем верить, что с ним не произойдет ничего плохого.
По крайней мере, так думал Джорон и проклинал их за это. Проклинал песни, которые не позволяла ему петь скорбь, проклинал лихость, с которой они расхаживали по палубе, словно мечтали о скорейшем начале сражения. Проклинал то, как они обещали «кое-что показать обитателям Суровых островов», и проклинал себя за то, что видит лишь приближавшуюся собственную смерть.
В ту ночь Джорону досталась поздняя вахта, он завернулся в толстую вонючую куртку и наблюдал, как по небу медленно перемещаются Кости Скирит, но ему никак не удавалось найти умиротворение в своей душе. Всякий раз, закрывая глаза, он слышал песню ветрошпиля и видел, как крылоболт врезается в башню. Мгновение назад там стояли женщины и мужчины, и вот уже они исчезли. И то, что они были врагами, не имело ни малейшего значения. Один шаг вперед, и он бы присоединился к тем, кто погиб в башне. Эти мысли его преследовали с такой же неизбежностью, как меняются по ночам Кости.
Завтра мы будем сражаться.
Завтра я могу умереть.
Вот уже несколько дней подряд сон бежал от него, но когда приходил, ему снилось не предстоящее сражение, нет, он оказывался под водой, но не боялся утонуть, не испытывал страха. Во сне он становился каким-то ужасным существом, уверенным в своей лютости, он думал, это чувство принесет ему мир, но не ощущал его, зная, что оно неправильное. И когда он мчался сквозь воду, наслаждаясь невероятной странностью происходящего, и тем, как все существа от него бежали, знание, что он вовсе не является неуязвимым, и существует угроза, о которой он не ведает, но от этого не становится менее реальной, наполняло все его существо. Странный сон, как и все сны, тускнел и превращался в нечто смутное и почти забывшееся к тому моменту, когда Джорон просыпался и выскальзывал из гамака, чтобы нести очередную вахту. У него оставалось лишь неприятное ощущение, что он упустил нечто важное, но он не понимал, что именно.
Джорон стоял на палубе «Дитя приливов», когда взошел Глаз Скирит, и черный базальт Хребта Скирит выдал свои тайны нарождавшемуся свету: круживших над головой птиц, лианы и растения, отчаянно прижимавшиеся к скале, крошечные пляжи, где морские существа откладывали яйца. Пока Хребет являл себя миру, «Дитя приливов» от него прятался. Флаг Суровых островов, серебристые и черные круги, трепетал на верхнем позвонке в своей дикой славе.
– Ты думаешь, флаг их обманет? – спросил Динил, подходя к нему.
Джорон пожалел, что Динил хотя бы немного не понизил голос.
– Если ты будешь говорить еще громче, Динил, вся команда услышит, что ты ставишь под сомнение приказы супруги корабля.
Динил почесал в затылке, запустив пальцы под шляпу без хвоста, чтобы провести ими по жирным бурым волосам.
– Я всего лишь задал вопрос.
– И его не следовало задавать Твайнеру. – Они обернулись и увидели шагавшую по палубе Миас. – Тебе следовало задать его мне, в моей каюте, где нас никто не услышит. – Джорон чувствовал себя усталым, а Динил казался недовольным, но Миас выглядела как человек, спавший сном праведника, которого только что посетил мир Матери. – Но в данном случае я ничего не имею против твоего вопроса и не возражаю, если команда услышит мой ответ.
Вокруг стали подниматься головы – нет, никто не смотрел в их сторону прямо; никто не сделал паузы, выполняя бесчисленные сложные и простые задачи, возникающие при управлении костяным кораблем. Но головы слегка повернулись – волосы убраны за уши, молотки отложены в сторону, чтобы взять в руки не такие шумные инструменты и услышать слова супруги корабля.
– Флаг их не обманет, во всяком случае, надолго. Как только кто-то, хорошо знающий корабли Суровых островов, нас увидит, они сразу сообразят, что у них нет черного четырехреберного корабля. Однако они подумают: а вдруг он захвачен у Ста островов? Поэтому сделают паузу, будут охвачены сомнениями, быть может, даже позволят нам пройти без проверки и не станут посылать к нам флюк-лодку.
– Быть может, – повторил Динил.
– О, я знаю, что такое маловероятно. – Миас схватила веревку и взобралась на поручни, глядя на Хребет Скирит и птиц, круживших возле основания. Потом повернулась лицом к палубе и повысила голос: – Но стоит попытаться, и чем больше у нас будет времени, прежде чем вражеские корабли догадаются, что происходит, тем лучше. – Она показала в сторону Хребта Скирит и сделала паузу, давая команде осмыслить свои слова, а потом глубоко вздохнула. – Я хочу рассказать вам еще кое-что, и сейчас самый подходящий момент. Я не была с вами откровенна, но все изменилось. Супруга корабля никогда не должна объяснять свои действия, но я решила это сделать.
Я не знала вас, когда поднялась на борт «Дитя приливов», и тогда еще не понимала, какой замечательной командой вы станете. Я не знала, что вы последуете за мной, станете хранить верность и будете правильно понимать свой долг. Но теперь мои сомнения исчезли, и я знаю, что вы мне доверяете. Так что перестаньте делать то, чем вы сейчас занимаетесь, и послушайте меня.
