«Я умру», – подумал он.
Она неспешно зашагала прочь от покосившейся лачуги, где он спал, от небольшого вонючего причала, и он последовал за ней. Вокруг никого не было. Он выбрал это место из-за его сравнительной уединенности, удивившись тому, с какой легкостью его нашел; даже на оживленном острове Шипсхьюм люди старались держаться вместе, находить друг друга и, естественно, избегали подобных уголков, где рыскали призраки Старухи и дремала гниль кейшана.
Они шли по усыпанному галькой пляжу; она шагала широко, выбирая подходящее место для схватки, он следовал за ней, точно потерявшийся кавай – одна из неспособных летать птиц, которых разводили на мясо, – в поисках стаи. Конечно, не существовало стаи для такого мужчины, как он, лишь гарантия близкой смерти.
Она остановилась к нему спиной, словно он не заслуживал внимания, и принялась проверять гальку под ногами, разгребая ее носками высоких сапог, будто искала под камешками существо, которое могло выскочить и укусить ее. Он вспомнил, как в детстве проверял песок в поисках червей-джал перед началом одиноких игр с вымышленными друзьями. Неизменный чужак. Ему следовало предвидеть, к чему это приведет.
Когда она повернулась, он ее узнал. Но не благодаря тому, что встречал в обществе или во время военных действий, он в них не участвовал. Но он видел ее лицо – заостренный нос, резко очерченные скулы, обветренная кожа, черные узоры вокруг глаз и искрящееся золото и зелень на щеках, говорившие о высоком положении. Он ее видел, когда она прохаживалась перед пленниками. И детьми, захваченными во время рейдов на Суровые острова, детьми, которых готовили к жаждущим крови клинкам жрецов Тиртендарн, теми, кого собирались отправить к Старухе или заставить оседлать кости корабля в качестве зоресветов – превратив их в веселые цвета, говорившие о здоровье корабля.
Он видел, как она стояла на носу собственного корабля «Ужас аракисиана», названного в честь морских драконов, которые обеспечивали костями корабли и которых когда-то расчленяли на теплом пляже. В честь давно исчезнувших морских драконов. В честь морских драконов, ставших мифом, тело неизбежно опустится на морское дно. Но какой это был корабль!
Он и его видел.
Последний из великих пятиреберников, «Ужас аракисиана». Над ним танцевало восемнадцать ярких зоресветов, огромный длинноклювый череп аракисиана размером с двухреберный корабль украшал нос, пустые глазницы смотрели вперед, клюв оковали металлом и превратили в таран. Двадцать громадных дуговых луков было установлено по обе стороны верхней палубы и множество обычных на нижней. Команда более чем из четырехсот человек отполировала каждую кость корпуса, и он ослепительно сиял, белый на фоне синего моря.
Он видел, как она тренировала свою команду, и видел, как дралась. У причала, из-за вопроса чести, когда кто-то упомянул обстоятельства ее рождения. Схватка получилась долгой, и, когда ее противник попросил о милосердии, она его не проявила, и он подумал, что в ней его попросту нет, ведь она представляла Сто островов и флот до самой его сердцевины. Жестокая и твердая.
Тот свет, что еще оставался на небе, потемнел, точно Скирит, богоптица, прикрыл глаз на его судьбу, и яростный жар воздуха бежал, как и малая толика надежды, что еще жила в его груди, – единственный трепещущий шанс, что он уцелеет. Ему предстояло вступить в схватку с Миас Джилбрин, Удачливой Миас, имевшей множество наград, самой отважной и свирепой супругой корабля, какую когда-либо видели Сто островов.
Он знал, что умрет.
Но почему Удачливая Миас захотела его шляпу? Он готовился к смерти, а его разум продолжал искать ответ на этот вопрос. Она могла получить под свою команду все что угодно. Единственной причиной могло быть только…
Немыслимо.
Невозможно.
Миас Джилбрин приговорили к черному кораблю? Приговорили к смерти? Скорее он увидит, как остров встанет на ноги и зашагает прочь, чем случится такое.
Ее послали его убить?
Может быть. Кое для кого сам факт того, что он еще жив, являлся прямым оскорблением. Может быть, им наскучило ждать?
– Как тебя зовут? – прокаркала она, словно мечтала полакомиться мертвечиной.
Он попытался ответить, но обнаружил, что в горле у него пересохло, и не только из-за того, что в последний раз он пил лишь накануне вечером. Страх. И, хотя он был его постоянным спутником в течение шести месяцев, это не сделало его более терпимым.
Он сглотнул и облизнул губы.
– Меня зовут Джорон. Джорон Твайнер.
– Никогда не слышала, – пренебрежительно сказала она, не продемонстрировав ни малейшего интереса. – Никогда не видела его написанным в свитках чести и в рапортах о военных действиях.
– Я не служил до того, как меня отправили на черный корабль, – сказал он, а она вытащила свой прямой меч. – Когда-то я был рыбаком.
Увидел ли он вспышку в ее глазах, и если так, то что она могла означать? Раздражение, скуку?
– И? – спросила она, сделав пробный взмах тяжелым клинком, демонстрируя презрение и практически не глядя в его сторону. – Как получилось, что рыбака приговорили к кораблю мертвых? Не говоря уже о том, чтобы сделать супругом корабля? – Она еще раз рассекла клинком ни в чем не повинный воздух.
– Я убил человека, – ответил он.
Она посмотрела на него.
– В схватке, – добавил он, и ему пришлось сглотнуть, чтобы протолкнуть твердый холодный каменный шарик страха в глотку.
– Значит, ты можешь драться.
Она подняла клинок, приготовившись начать поединок, свет отразился от лезвия по всей его длине, и он заметил на нем гравировку – великолепное оружие, не то что дешевый курнов из шлакового железа, которым владел он.
– Мой противник был пьян, а мне повезло, – сказал он.
– Ну, Джорон Твайнер, со мной так не получится, несмотря на мое имя, – сказала она, и ее серые глаза оставались холодными. – Давай покончим с этим?
Он обнажил свой курнов и сразу атаковал. Никаких предупреждений и тонкостей. Он не был глупцом или слабаком и понимал, что у него есть лишь один шанс победить Удачливую Миас – застать врасплох. Его клинок метнулся вперед, к ее животу. Простой, лаконичный удар, который он множество раз практиковал в жизни, – каждая женщина и каждый мужчина Сотни островов мечтает попасть на флот и с оружием в руках защищать детей островов. Он сделал безупречный выпад, и ему не помешало тело, страдавшее от истощения и жажды.
Она отбила его клинок едва заметным движением кисти, и утяжеленный конец кривого курнова увел его оружие в сторону от ее живота. Он пошатнулся и потерял равновесие, ее свободная рука описала дугу, он уловил блеск каменного кольца на костяшках ее пальцев и понял, что это кастет, за мгновение до того, как тот ударил его в висок.
Он лежал на земле и смотрел на раскинувшееся над ним огромное ярко-синее небо, пытаясь понять, куда исчезли облака. Он ждал удара, который с ним покончит.
