Говорящий-с-ветром кивнул и отступил от хранителя палубы. Когда Джорон повернулся к двери, ветрогон тихо заговорил:
– Ты печален, Джорон Твайнер?
– Печален? – удивился Джорон.
– От тебя пахнет одиночеством. Не самый лучший запах, – заметил ветрогон.
– А ты знаешь про одиночество? – спросил Джорон.
– Да, – ответил ветрогон, и это был крик далеких скииров, кружащих над своими гнездами, крик каждого дитя палубы, обращенный к утраченным кораблям, когда их борта разбивались о жестокие острые скалы. Это был звук утраты. – Да, – повторило существо. – Я знаю.
23. К первому из последних
Казалось, между каждым поворотом песочных часов проходила целая вечность, и всякий раз, когда Джорон их переворачивал и песок снова начинал высыпаться уже в другую сторону, он надеялся услышать: «Корабль справа по борту, корабль слева по борту». Но корабль слева по борту упрямо не появлялся.
Джорон уже начал сомневаться, что принял правильное решение продолжать лететь вперед. Как бы поступила Миас? Впрочем, теперь это уже не имело значения. Если он изменит приказ, то будет выглядеть слабым в глазах команды, а разговор с Квелл превратился в стоп-камень в его сознании, усиливая внутреннюю неуверенность, которую он не осмеливался принять, поэтому молчал. Он сосредоточился на том, чтобы избавиться от ощущения ошибки, и старался прогнать энергию тревоги, расхаживая по корме. Периодически он обходил палубу, чтобы проверить мастеров костей и крыльев, смотрящего-на-море и наблюдателей.
Все было в порядке.
Рано утром, когда первый проблеск открывающегося Глаза Скирит появился на дальнем краю западного горизонта, умыв его розовым светом, точно джион, покрывшийся новой листвой, терпение Джорона было, наконец, вознаграждено.
– Корабль слева по борту, хранпал!
– Ты его узнаешь, наблюдатель? – крикнул он Фарис.
– Без уверенности, хранпал, – ответила она. – Два спинных позвонка, крылья в виде треугольника в носовой части и квадратные на корме, как у «Оскаленного зуба».
Джорон снова медленно и осторожно взобрался по раскачивавшемуся такелажу «Дитя приливов» на самый верх главного позвонка, где поднес к глазам подзорную трубу. На рассвете «Оскаленный зуб» стало легче отыскать, и у Джорона не возникло сомнений, что это и есть пропавший корабль.
– Они подавали какие-то сигналы, Фарис?
– Может быть, но они слишком далеко, чтобы я смогла что-то разглядеть. Мне показалось, что я видела какое-то движение, хранпал, и цвет.
– Возьми флаги и подай им сигнал: «Повторите ваше последнее послание».
– Слушаюсь, хранпал.
Фарис взяла красный и синий флаги, прикрепленные к главному позвонку, не думая об опасности, взобралась на самый верх и отыскала ногами показавшийся Джорону невозможным упор на веревке, дважды обвязанной вокруг стебля вариска. Затем она расставила руки с флагами в стороны, став самой высокой частью корабля – красный вправо, синий – влево, после чего подала сигнал, который приказал Джорон. Закончив, Фарис повторила его снова, и Джорон перевел взгляд с девушки на «Оскаленный зуб». Ответный сигнал пришел почти сразу: «Потерял наблюдателя. Теперь все в порядке. Восстановил положение».
– Ладно, – сказал Джорон. – Ничего страшного не произошло, ведь так? Будь внимательна, Фарис. Меня очень порадует, если член моей команды окажется первым, кто заметит вихрезмея.
Девушка улыбнулась, и обожженная кожа у нее на лице сморщилась, а Джорон спросил у себя: когда он начал считать ее, Карринга и Старую Брайрет «своей» командой?
– Значит, он настоящий, хранпал?
– Так нам сказали, Фарис.
Она кивнула, и Джорон понял, что его ответа для нее было вполне достаточно. Она не ставила под сомнение его слова, и они оживили зверя.
Джорон осторожно спустился вниз, а Фарис стала снова наблюдать за морем. Вернувшись на палубу, Джорон обнаружил, что ему удалось слегка расслабиться, и тревога немного отступила. Он надеялся, что все, кто на него сейчас смотрел, когда Глаз Скирит уже открылся и сияет на небе, подумают, что он всю ночь сохранял уверенность и не сомневался в принятых решениях.
С нижней палубы появилась Миас, двухвостая шляпа и одежда в идеальном порядке, словно она только что их купила. За ней пришли Нарза и Анзир, которая сразу встала рядом с Джороном.
– Я слышала, что ночью мы потеряли корабль, – сказала Миас.
Джорон почувствовал, как напряглись его плечи.
– Да, супруга корабля, – ответил он, протягивая ей подзорную трубу.
– Ты мог меня разбудить – многие поступили бы именно так. – Она спрятала подзорную трубу под курткой. Ветер трепал ее перевязь с красными и синими перьями, и Джорон ждал порицания. – Но ты поступил иначе, – продолжала Миас, – и принял правильное решение. – Джорон облегченно выдохнул. – А теперь иди и поспи.
– Благодарю, супруга корабля. – Он наклонился к ней. – Каханни переправляет кости аракисиана в нашем трюме.
Миас кивнула.
– Так я и думала.
– Я не уверен, что Куглину и его людям можно верить. Они объединились с Квелл, и она видит новые возможности, которые им может дать вихрезмей.
Миас снова кивнула.
– Это меня не удивляет. У Квелл есть татуировка семей доков, как у Каханни. Я должна подумать. Может быть, следует дать ей понять, что у нее еще будет возможность, на которую она рассчитывает. А сейчас больше не стоит об этом говорить.
Джорон кивнул и стал спускаться на нижнюю палубу.
Когда он проснулся, «Дитя приливов» больше не бороздил спокойное море, корабль содрогался и вставал на дыбы. Это не вызвало у Джорона тревоги, как бывало, когда Северный Шторм оскаливал зубы, скорее напоминало движение телеги по каменистой мостовой. Но холодный воздух на нижней палубе сказал ему, что погода за те несколько часов, что он спал, переменилась к лучшему.
На верхней палубе уже было не так тепло и спокойно. Джорон сразу увидел Квелл, которую сопровождали Хасрин и Спракин – они несли веревку к главному позвонку. Джорона охватил озноб, когда ветер попытался сорвать с его головы однохвостую шляпу, и ему пришлось быстро ее схватить и надвинуть поглубже на жесткие волосы. Корабль накренился на правый борт, когда главные крылья «Дитя приливов» наполнил ветер, свистевший в такелаже, и Джорон услышал голоса людей, стоны и звуки рвоты. Возле правых поручней снова сгрудились люди Каханни.
Океан за ними, постоянно менявшееся зеркало воды, принял на себя часть гнева Старухи. Мягко волновавшееся сине-зеленое море, практически не досаждавшее «Дитя приливов», стало серым, и вместо гладкой поверхности появились волны, которые набегали одна на другую. Передний позвонок, вздымавшийся над клювом «Дитя приливов», выписывал в воздухе спирали, но это не имело значения для Джорона, сына рыбака и моря, и его постоянные перемены настроения и движения были для него подобны сестрам и братьям – он прекрасно их знал. Миас стояла на корме корабля и смотрела на пепельную воду и далекий горизонт, где вздымался черный и суровый Хребет Скирит.
