Она кивнула и посмотрела на него так, словно он пытался заманить ее в ловушку, но взяла арбалет.
– Когда-то я считалась лучшим стрелком на флоте, – сказала она.
– Хорошо. – Он протянул ей четыре болта. – Слева от ветрошпиля, на джионе, сидит лучник. Нужно его убрать. – Хасрин прищурилась, потом кивнула и взяла болты. – Остальным натянуть тетиву и приготовиться стрелять по моему сигналу.
– А каким будет сигнал? – спросила Фарис.
– Я скажу: «Привет», – ответил Джорон.
– Хранпал, – сказала Анзир, – если кто-то из нас не справится, или Хасрин промахнется, ты погибнешь.
– Это будет неприятно, – заметил Джорон, – поэтому я вам приказываю стрелять без промаха. – На всех лицах появились мрачные улыбки. – А теперь я буду считать до двух сотен, вы должны успеть занять свои позиции, а я сниму со спины ветрогона.
Когда Джорон укладывал ветрогона под лианами, а потом устраивался у края поляны, он вдруг понял, что счет до двух сотен занимает невозможно долгое время. К тому же не самое приятное – ведь его маленький отряд раз за разом задавал ему одни и те же вопросы: А что будет, если мы промахнемся? Что, если нас постигнет неудача? И ему никак не удавалось отправить эти мысли в безопасную гавань, чтобы они перестали его тревожить.
Пока он продолжал считать, у него возник еще один вопрос: – Почему я выбрал Хасрин? – и близкая смерть стала еще более реальной. Хасрин когда-то была хранительницей палубы, значит, превосходно владеет арбалетом. Он положил руку на лиану вариска, стиснув стебель так сильно, как только мог, чтобы избавиться от дрожи. Что, если она не станет стрелять? Что, если промахнется специально?
В этот момент он досчитал до ста девяноста, пробормотал себе под нос: «Мать присматривает за своим сыном», встал и подошел к самому краю поляны, где заканчивались кустарник и густая листва.
– Я ищу ветрошпиль, – сказал он, и его собственный голос, прозвучавший спокойно и ровно, больше всего удивил самого Джорона. Затем он сделал два шага вперед и оказался на поляне. – Я попал в нужное место?
Молчание.
Казалось, все женщины, мужчины и лесные существа прекратили свои дела, чтобы посмотреть на человека, который выступил вперед и вежливо спросил, где он находится, у тех, кто собирался его убить. И хотя это был всего лишь миг, крошечная прядь времени, даже не песчинка в часах, он оказался настолько длинным, что Джорон успел подумать сразу о нескольких вещах.
Мне не следовало выбирать Хасрин.
Я должен был придумать план получше.
Я здесь умру глупейшим образом, и мой отец отвернется от меня у костяного огня.
– Привет, – сказал он.
И стрелы полетели.
Болт промчался к высокому джиону, и вниз, точно переспевший плод, рухнуло тело. С двух сторон поляны слышались стоны и шорохи – его команда атаковала спрятавшихся лучников. Стрелы ударили в семерых рейдеров, стоявших на поляне. Трое упали, один был ранен. Трое оставшихся устремились к Джорону, он застыл на месте, а они бежали к нему с поднятым оружием.
Вновь полетели стрелы, и все было кончено. Никто не сумел приблизиться к Джорону настолько, чтобы хотя бы плюнуть в него, не говоря уже о том, чтобы нанести удар клинком, и дыхание, которое он все это время сдерживал, наконец вырвалось из его груди. Анзир шла к нему через поляну. Ее одежда была забрызгана кровью, и Джорон подумал, что сейчас она упрекнет его в трусости.
– Ты поступил смело, – сказала она.
– Смело? – переспросил Джорон.
– Стоять и не двигаться, давая возможность лучникам сделать второй выстрел, когда к тебе бежит враг. Мало у кого есть сиськи для такого.
– Да, – пробормотал Джорон, который не знал, что и думать – быть может, она над ним смеялась? – Ну, это было не слишком приятно, и я бы не хотел такое повторить. А теперь давайте отнесем ветрогона к шпилю.
Анзир кивнула, и они подняли с земли говорящего-с-ветром – такого легкого на руках Джорона. Анзир первой направилась к шпилю, с курнова, все еще зажатого у нее в руке, после каждого шага на землю падали алые капли. Джорон обнаружил, что его завораживает кровь, и ему пришлось тряхнуть головой, чтобы в глазах прояснилось.
Когда они подошли к шпилю, его песня стала громче, и Джорон опустился на колени с ветрогоном на руках, не зная, что делать дальше. Говорящий-с-ветром должен почувствовать ветрошпиль? Сам Джорон не только слышал песню, но и ощущал, как она вибрирует у него внутри. Как если бы он стал веревкой, а ветрошпиль – ветром, с воем проносившимся мимо, отчего тело пело против воли Джорона, когда он не был готов петь. Он ожидал какой-то реакции ветрогона, но не знал, какой именно. Какой-то. Поднимет ли он голову и запоет ли в ответ? Но тот продолжал неподвижно лежать у него на руках.
– Я думаю, что ветрогон должен касаться ветрошпиля, хранпал. – К ним подошла Фарис. – Так мне сказала Старая Гаррийя.
– Она знает, что мы здесь делаем? – спросил Джорон.
Фарис покачала головой.
– Нет, просто она иногда со мной говорит. Рассказывает истории, ну, как делала бы мать, если бы она у меня была. И в одной из ее историй говорилось, что ветрогон должен коснуться ветрошпиля.
– Здесь что-то вроде пещеры, – вмешалась Анзир, – у основания шпиля.
Джорон встал и понес ветрогона к тому месту, где у основания шпиля находился вход в крошечную пещеру. Здесь песня стала такой сильной, что причиняла боль, ему казалось, будто дрожит каждый нерв его тела, и вдруг он сообразил, хотя и не мог понять, откуда пришла неожиданная мысль, что ветрогона необходимо занести внутрь, если ему суждено прийти в себя. Джорон знал это, как и то, что только он может ему помочь. Команда оставляла для ветрогона подарки, по-своему благоговела перед ним, но они не станут к нему прикасаться, и он должен сделать все сам.
Впрочем, даже если кто-то и предложил бы забрать у него ветрогона, Джорон не отдал бы его. Вот почему, несмотря на нараставшую мучительную боль, он заставил себя идти вперед и опуститься на корточки, чтобы положить ветрогона внутрь. Движение навстречу оглушительному шуму было подобно шагу в ураганный ветер, требовавшему почти нечеловеческих усилий, но в тот момент, когда ветрогон коснулся пола пещеры, звуки смолкли, и боль исчезла.
Все остановилось.
Джорон сидел перед шпилем.
Купаясь в свете и погружаясь в темноту. Лес, его команда, остров – все отступило. Он висел между Костями Скирит, окружавшими его со всех сторон тысячей сияющих источников света.
Он услышал единственный звук, точно зов птицы Девы – и мир стремительно к нему вернулся в мятежных пятнах света и звука.
– Он пришел в себя? – спросила Фарис.
Джорон моргнул. Один раз. Два.
Он смотрел на ветрогона, надеясь на какой-то знак, но, если не считать того, что шум исчез, ничего не изменилось: говорящий-с-ветром казался таким же мертвым, как и прежде. Однако Джорон не сомневался, что он жив.
