И за мгновение до того, как всё плывёт у меня перед глазами, а летний сад превращается в светлые стены спальни, она кладёт ладони на мои слипшиеся от дождя пряди на висках и говорит:
– Пришла пора вспомнить всё… крошка-цветок.
Я просыпаюсь внезапно – вся в поту, сердце громыхает, в ушах звенит, а в голове вертится одна-единственная, но очень ясная мысль: «Эта странная женщина – Бабба».
Не персонаж книги или фильма. И не выдуманная литературная героиня. Настоящая, живая Бабба, которая читает мысли и говорит загадками.
Я подскакиваю на кровати, жадно хватая ртом воздух.
«Бабба живая».
Конечно, как же иначе. Теперь это совершенно очевидно. Я помню её мягкую кожу, открывающую дёсны улыбку, боль, которая вспыхнула у меня в голове, когда Бабба коснулась моих висков.
«Бабба настоящая».
И тогда на меня нисходит озарение.
– Тот мир существует на самом деле, – шепчу я.
Звучит ужасно глупо, и я повторяю ещё раз, погромче:
– Мир «Танца повешенных» существует.
Я сбрасываю одеяло. Пижама совершенно промокла от пота и липнет к телу.
– Я там была.
И впервые после пробуждения год назад в больнице мои мысли проясняются, я больше не барахтаюсь в киселе, пытаясь разобраться в воспоминаниях. Кусочки мозаики, звуки и запахи сплетаются в понятное и бескрайнее полотно.
«Это карта.
Нет. Нечто большее.
История.
Это моя история – со взлётами и падениями, потерями и обретениями, ужасом и предательством.
Я всё вспомнила.
Роза погибла. Я заняла её место. Влюбилась в парня с глазами цвета голубого льда. Эш… Эш настоящий! Самый настоящий…»
Попытавшись встать с кровати, я падаю на пол.
– Я ела рагу из крысы, – сообщаю я коврику.
Перед моим мысленным взором вереницей проносятся дубликаты, двойники гемов, безногое тело двойника Уиллоу. Я вижу сияющее на солнце острое лезвие, занесённое над моим братом. «Нейту едва не отрубили руки!» Разглядываю собственные запястья, будто впервые заметив голубоватые вены. Чувствую шершавую кору огромного дерева, на которое я каким-то чудом взобралась, чтобы увидеть переплетённые загорелые тела – Элис и Уиллоу в постели. «Она предала меня. Я так и знала». Из окон борделя струится тёмно-вишнёвый свет, дымится горящая плоть, корчатся тела в пламени вертолёта гемов. Неумолимо завывает больничный аппарат – у истекающего кровью на моих руках Нейта останавливается сердце. Последний взгляд его карих глаз был прикован к звёздам.
«Его ранили в перестрелке. Я всегда знала, что шрам у Нейта на животе появился не просто так».
Я ищу на себе точку, в которую попала пуля, и не сдерживаю слёз. Вспоминаются железные щупальца, вытянувшие меня из реки. Встреча с президентом Стоунбеком. Его рассказ о бесконечном круге событий. О фандоме.
– Господи боже мой, – потрясённо шепчу я. – Фандом. Коллективное сознание. Мы оживили целый мир.
Я снова стою на эшафоте с петлёй на шее.
– Я тоже тебя люблю, – едва слышно выдыхаю я, поглаживая цепочку с половинкой сердца.
«Ради меня Элис пожертвовала всем.
А потом меня вздёрнули.
И я умерла».
Я натыкаюсь взглядом на обложку «Песни повешенных» на стене.
«Теперь всё понятно. Бабба перенесла меня в мир “Танца повешенных”, чтобы я вернулась и написала продолжение о победе дефов, разорвала порочный круг и не позволила гемам править вечно».
Я вдруг начинаю глупо хихикать, сообразив, что зайди кто-нибудь сейчас ко мне в спальню, решат, что перед ними помешанная – стоит на коленях у кровати, рыдает, сопли до пола, и к тому же посмеивается.
А мне всё равно: если фандом действительно создал параллельную вселенную, оживил мир «Танца повешенных», тогда всё, что мы с Элис написали во второй части, тоже существует на самом деле.
Я крепко обхватываю себя руками за плечи, страшась поверить собственным мыслям.
«Где-то далеко-далеко, в другом мире, мой младший братик жив и здоров».
Глава 4
– Элис —
Всю дорогу до дома я прокручиваю в голове слова Виолы: «Ты предавала меня и раньше». Что она хотела сказать? Мы обе, конечно, не ангелы и вляпывались пару раз в истории, когда были желторотыми и только искали себя, но особых ран друг дружке не нанесли. Не припомню ничего постыдного, что можно вдруг бросить мне в лицо спустя годы. И я никогда не предавала Ви. Никогда не выдавала её секретов, не писала в Твиттер о её тайнах, не крала у неё парней.
Вот и мой дом. На солнце он всегда кажется слишком массивным, тяжеловесным. Зимой он выглядит гораздо лучше. Наверное, привык к холодным ветрам. Кстати о холоде… мама сидит на кухне, открытый журнал подпирает бутылка шампанского.
«Рановато для алкоголя».
Мама в платье-рубашке от Calvin Klein, локоны красиво уложены. Как всегда – прелестна. Приятно всё-таки быть «портретом» такой мамы, даже в груди больно от вспыхнувшей гордости.
– Привет, – говорит мама, не оборачивая ко мне головы.
– Привет.
– Отец задерживается на работе, и я заказала нам суши.
– Спасибо.
Я достаю из холодильника сок и наливаю в бокал. Мама хмурится. Похоже, мне предстоит прослушать очередную лекцию о вреде сахара. Или сегодня запланирован ликбез по фруктовым кислотам? Однако мамин взгляд падает на лоскут лавандовой ткани, торчащий из моей сумочки.
– Купила что-нибудь симпатичное?
Я с деланой небрежностью пожимаю плечами.
– Всего лишь подарок тебе на день рождения.
– Только не одежду! Ты всегда выбираешь неправильный размер.
– Нет, что ты, – с фальшивой улыбкой уверяю я и выпиваю сок одним глотком. Наливаю ещё один бокал и отправляю его вслед за первым, однако упрямая горечь во рту не уходит.
– Элис, ты нормально себя чувствуешь? – спрашивает мама.
– Всё в порядке.
– А выглядишь странно.
– Я в порядке.
Я давно обнаружила, что, если несколько раз повторишь: «Я в порядке», сама начинаешь в это верить. А когда я хорошо выгляжу, то окружающие мне верят. «Конечно, с ней всё в порядке. Она же в Gucci, и у неё прекрасный цвет лица».
Так вот, всё не в порядке. Не сегодня. Сейчас меня будто вывернули наизнанку.
Сначала Виола. Теперь этот разговор.
Взлетев вверх по лестнице, я запихиваю новое платье в бак для грязного белья.
На следующий день меня будит короткий звонок телефона. На экране светится имя Ви. Я с облегчением выдыхаю. Протирая сонные глаза, открываю эсэмэску:
