Здесь также действовала официально разрешенная после пожара в 1821 г. молельня раскольников-федосеевцев, собиравшая единомышленников из окрестных селений. Всего раскольников в восьмидесятых годах XIX в. было: мужчин – двадцать девять и женщин – сорок восемь
[371].
Подробности строительства и перепланировок Александровского дворца
Работа Кваренги над проектом дворца для великого князя Александра Павловича началась в 1791 г. Только для Петербурга Кваренги разработал несколько вариантов. Заключительный комплект чертежей, относящийся к этому периоду, Кваренги сам в 1810 г. избрал для публикации. Очевидно, архитектора не оставляла мысль, что император Александр I может вернуться к нереализованному замыслу строительства дворца для себя в столице.
При избрании места строительства в Царском Селе первоначальный замысел зодчего сильно изменился. Осуществленный проект значительно отличается от запечатленной на первоначальных чертежах композиции, так что его можно принять за замысел другого здания.
Этот проект был направлен именным рескриптом Екатерины II от 5 августа 1792 г. управляющему Царским Селом тайному советнику А.П. Кашкину: «По посылаемым при сем планам и сметам Х первому архитектора Гваренгия для построения дома в конце нового сада Х второму архитектора Камерона для спуска с верхнего садика без наималейшего упущения времени произвести торг, о потребной на то сумме представить Нам, с тем, чтоб до наступления зимы спуск построить, для дома же стараться как можно хотя фундамент вывесть». Однако утвержденный Екатериной II проект Кваренги, который здесь упоминается, до настоящего времени не обнаружен. В дальнейшем проект несколько раз корректировался на основании императорских указов.
Вопрос о том, по какому проекту началось сооружение дворца, несколько проясняют архивные документы первых лет строительства. При этом следует иметь в виду, что, начиная с первого указа от 5 августа 1792 г. и до 1795 г., постройку называют каменным домом в конце Нового сада, позади Нового или в Новом саду, не указывая имени владельца. Имя великого князя появляется лишь на заключительном этапе строительства, когда приступили к отделочным работам в интерьерах.
Требование императрицы «без наималейшего упущения времени произвести торг» и до начала зимы начать сооружение фундамента «сколько время позволит» заставляло Царскосельскую контору торопиться. Вокруг строительства сразу же начала складываться напряженная атмосфера. Уже 5 августа 1792 г. подготовили текст объявления в Санкт-Петербургские ведомости, а 7, 12 и 19 августа состоялись торги согласно Высочайше конфирмованных планов и фасадов с показанием архитекторов. В первоначальной смете и описании Неелова были запланированы общестроительные работы и отделка в очень скромном размере. В частности, в нее не входила выполненная впоследствии отделка парадных интерьеров.
На проведение торгов повлияла твердая позиция каменных дел мастера И. Минчаки, объявившего, что за строение каменного дома по прожекту Гваренгия и по описанию Неелова дешевле 290 тысяч рублей дать не желает. Последнее слово осталось за армейским прапорщиком Василием Новиковым, предложившим подряд на сумму в 286 тысяч рублей, с которым и был заключен контракт.
23 августа 1792 г. было повелено отпустить требуемые 286 тысяч рублей из Казначейства, дом строить по описанию Неелова и «все оное строение производить под смотрением архитектора Неелова, определив к нему искусного каменного мастера с тем, чтобы в нужных случаях требовать ему, Неелову, изъяснений от архитектора Гваренгия». Со стороны Царскосельской конторы в соответствии с Высочайшим указом в помощь архитектору И.В. Неелову назначили каменных дел мастера Ивана Балакшина. Подрядчик В. Новиков нанял для производства работ каменного мастера Иосифа Минчаки. Положительные отзывы о нем неоднократно встречаются в архивных документах, о качестве его работы свидетельствуют фундаменты, капитальные стены и каменные своды дворца.
Кваренги же предполагал от себя определить каменного дела мастеров Руску и некоего Жования (Джиованни). Однако их назначение вызвало обоснованное возражение у Царскосельской конторы. По мнению Кашкина, Руска будет строить казармы в Софии и находиться там неотлучно, почему не может смотреть за здешним строением. Видимо, имеется ввиду каменный мастер Джеронимо Руска (1763–после 1827), которого Кашкин не пожелал принять и запретил вмешиваться в работу, прогнав с бранью.
К тому же участие в строительстве каменного мастера Минчаки, которого знали как «человека испытанного в его достаточном знании и конечно гораздо лучше Руско», как будто исключало надобность в других мастерах такого рода. Однако в процессе строительства требовались детальные чертежи в нескольких экземплярах, из них два – для представления заказчику, функции которого осуществляла Царскосельская контора, и подрядчику В. Новикову. Для этой работы Кваренги требовались помощники, которых не мог заменить даже такой опытный мастер, как Минчаки.
«Нужный случай» требовать изъяснений от Кваренги, как предписывалось императрицей, возник сразу же, поскольку уже 6 сентября 1792 г. подрядчик Новиков обратился в контору с просьбой представить до сих пор не полученные чертежи от Кваренги: план «в большом виде», фасад и профиль. Эти чертежи и, особенно, план участка с обозначением местоположения дворца были крайне необходимы для начавшихся уже работ по вертикальной планировке рельефа, поскольку на месте строительства предстояло разровнять два бугра, сделать откосы вокруг будущего здания, правильно наметить местоположение и глубину рвов под фундамент.
И.В. Неелов писал в рапорте от 13 сентября, что, поскольку строение каменного дома поручено ему, он ездил в Санкт-Петербург к Кваренги, чтобы истребовать «для лучшего в строении места основания, но он, господин Кваренги, прислал для объяснения ученика и потом сам, по приезде в Село Царское, приступив ко оному строению и как следует во оном со мною положился». Однако Кваренги в разговоре с ним настаивал, чтобы «за оным строением присмотр имели каменного дела мастера Русско и Жования, которых я за способных к сему делу не признаю, для того, чтоб не получить мне чрез оных незнающих людей себе вреда и порока в своем художестве». Неелов просил оставить уже назначенного каменного мастера Балакшина или другого, на кого положиться можно.
21 сентября 1792 г. Кашкин просил Турчанинова приказать Кваренги, который, хотя и был в Царском Селе, но на работу не взглянул и о плане ничего не сказал, сколь можно скорее прислать план. В результате такой генеральный план, на котором обозначены местоположение с проекцией фасадов Александровского дворца и отдельно стоящего кухонного корпуса, а также прилегающая часть парка с пейзажной планировкой и тремя прудами, составил И.В. Неелов.
При сооружении фундамента начались отступления от проекта и проявились сложности взаимоотношений архитектора и Царскосельской конторы, что нашло отражение в письме Кваренги П.И. Турчанинову: «Я предупреждал, что со мною не считаются; действительно, работы по фундаментам там начали без меня. Вы вспомните, как побили вышеупомянутого каменного дела мастера, вина которого состояла только в том, что он прогуливался по строительству, и мне передавали, что такое же обращение ждет и меня, если я осмелюсь появиться на строительстве. После того как я был поставлен в известность о том, что фундамент не соответствует необходимым размерам, которые я передал в Вашем присутствии г-ну Неелову, я Вам об этом доложил… С тех пор никто со мной не разговаривал об этом строительстве, как будто меня нет и как будто я не был архитектором». На произошедший инцидент с большим опозданием последовал указ императрицы, чтобы «того смотрителя при новом строении, который прошедшей зимою осмелился палкой или чем другим ударить каменного мастера от Кваренги, от того строения отослать и подтвердить, чтоб не осмеливался никто так дерзко поступать», о чем 9 августа 1793 г. Турчанинов сообщил в Царское Село. А несоответствием фундамента необходимым размерам, что упомянуто в письме Кваренги, можно объяснить квадратную форму оконных ниш цокольного этажа, повсеместно сохранившихся изнутри здания, тогда как существующие окна занимают лишь верхнюю треть первоначально предусмотренного проема, что свидетельствует о слишком глубоком заложении фундамента. К 18 мая 1793 г. сооружение фундамента, начатого осенью для строящегося вновь дворца, закончили. По настоянию Кваренги, требовалось произвести освидетельствование, что поручалось господам архитекторам И.Г. Старову и Ф.И. Волкову, о прочности его донесено Ея Величеству. Кваренги все же настоял на назначении мастера Жиована, имя которого появилось в очередном указе императрицы: «Впрочем Ея Величество, будучи весьма довольны искусством каменного мастера Минчиаки, уверены, что он в столь важном препоручении сего строения, знанием и трудами своими потщится заслужить Высочайшее благоволение. К смотрению же за добротою материалов, употребляемых при том строении, благоугодно Ея Величеству, чтобы архитектор Гваренги употребил каменного мастера Жиована. А сверх того конторе Царскосельской определить для наблюдения артиллерии капитана Пушкина».
