Я молчала, не зная, что сказать, а она с еле заметной улыбкой изучала мое лицо.
– Когда-то я тоже была испуганной, растерянной девочкой, потерявшей свой дом, да и вообще весь привычный мир, – продолжила она. – С этого начался мой путь. Разве только свой Лабрис я сочинила себе сама. С тех пор я изменилась. И ты тоже.
По-прежнему не находя подходящих слов, я просто кивнула.
– Ты сегодня проделала хорошую работу. Это совсем не то, чего я от тебя ожидала, так что за этот приятный бонус сделаю тебе еще один маленький подарок. Ты найдешь его после нашей беседы.
Она медленным изящным движением подняла кисть и полюбовалась игрой проникающего сквозь разбитый витраж луча света на бриллиантовых когтях.
– Может, ты хочешь о чем-то спросить меня, прежде чем я уйду? – наконец подсказала она.
– Сегодня, – голос подвел меня, и я откашлялась. – Сегодня же последний мой день здесь, да? Все… закончится?
– Все никогда не заканчивается. Конец одной истории всегда служит началом другой. Может быть, даже более интересной. Гусеница оборачивается бабочкой, а умирающий в зубах волка зайчонок даст возможность выжить волчатам. – Она задумчиво посмотрела вверх. – Но ты права. Твоя история в этом месте закончится сегодня. Так или иначе.
– Иначе – это как? У меня что, есть варианты?
– Конечно есть. Ты можешь все-таки пройти Лабрис и найти дорогу из лабиринта или дождаться, пока тебя нагонит то, что приближается с каждым часом и уже совсем близко. Решение за тобой.
– То есть мне просто нужно пройти последним путем в лабиринте и все?
– Я сказала не это, – спокойно произнесла богиня и уставилась на меня своими невозможными глазами с бушующим в них желто-красным пламенем. – Ты не найдешь выход, пока не поймешь, куда ты хочешь идти. Пока не определишься. С этого, если помнишь, все началось, и этим же и заканчивается. Лабрис помогает найти себя, докопаться до сути, обрести силу и веру. Над входом в первый подобный лабиринт, который воздвигли еще в Древнем Египте четыре тысячи лет назад, была надпись: «Безумие или смерть – вот что находит здесь слабый или порочный, одни лишь сильные и добрые находят здесь жизнь и бессмертие». Только сильный уверен в своем пути. Поэтому лунная дорога открывается тем, кому она нужна, тем, кто знает, куда идет, видя мечту, что для него ценнее всего остального. Только страсть, только настоящее, пылающее в душе и в сердце желание способны открыть тебе путь. Если их не будет… что ж. Это тоже своего рода выбор. Сдаться и дождаться того, что уже почти догнало тебя и тянется своими щупальцами к шее.
В храме повисла тишина. Слышно было, как где-то капает вода, а в щели окон задувает холодный ветер.
– Впрочем, я и так сказала уже больше, чем планировала. Не забудь про подарок. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, и мы встретимся больше, чем один раз, – улыбнулась она и исчезла. Почти бесшумно. Ни хлопка, ни вспышки. Только тихое шуршание, как будто несколько десятков бабочек пролетели мимо моего лица.
Я медленно набрала воздух в легкие и с шумом выдохнула. Каждая встреча с ней – это настоящий стресс, но сегодня она вселила в меня надежду. Значит, монстра действительно можно остановить или убежать от него, и мне вовсе не обязательно становиться добычей этих червяковых щупалец. Выходит, зря я себя уже похоронила окончательно?
Но где же этот обещанный подарок?
Я внимательно огляделась, однако ничего необычного не заметила. Как она сказала? «Ты найдешь его после нашей беседы». Что изменилось после ее исчезновения? Подошла к тому месту, где сидела богиня, но никаких предметов там тоже не было. Небольшой деревянный приступочек на уровне моего бедра тянулся вдоль всего иконостаса, разве что в том месте, где сидела золотоглазая, он казался чуть светлее. Все деревяшки вокруг регулярно поливались дождем, и полочка потемнела от влаги и местами потрескалась, но конкретно этот прямоугольный кусок был почти нормального цвета, как будто вода на нем не скапливалась, а куда-то стекала.
Я провела кончиком пальца по краю и почувствовала, что между каркасом и плоскостью полки есть щель. Кое-как поддела крышку, чуть не сломав ноготь, и открыла небольшой тайник шириной сантиметров двадцать, длиной полметра и глубиной до пола. Засунула туда руку и наткнулась на целлофан. Мешок оказался неожиданно тяжелым, так что мне пришлось ухватить его обеими руками, чтобы вытащить наружу.
Внутри черного пластикового пакета для мусора лежало пять книг. Все очень старые, в кожаных переплетах, а одна так вообще сверкала позолотой и драгоценными камнями. Та, о которой упоминала Дара, тут тоже была: я поняла это по надписи «Том II» на корешке. Толку-то от этой находки – здесь страниц под тысячу, и нужное место в ней искать как минимум неделю.
Открыла книгу и сразу увидела полоску ткани из тусклого золота – почти такого же, как наряд у моей недавней собеседницы, – которая, как закладка, уходила от корешка и терялась где-то между страницами.
На нужном мне развороте текста было немного. Тут заканчивалось чье-то письмо, выделенное курсивом, а на следующей странице красовалось только название следующей главы или части: житие преподобного кого-то там. Так что долго искать не понадобилось. Продираться через устаревшие обороты было непросто, но оно того стоило.
В день, когда тьма, видимая ему одному, подобралась совсем уж близко, друг мой, отец Александр, заперся в храме и истово молился весь день. Я ждал его снаружи, боясь уж, что открою завтра утром двери и найду бездыханное тело его, но, как стемнело, отец Александр вышел ко мне. Лицо у него было необычайно спокойное, светлое. От былой тревоги, терзавшей его в последние дни, и следа не осталось.
Погода в тот день стояла жаркая, душная, и только ночь принесла долгожданную прохладу. Небо было ясное, и светила полная луна. Отец Александр взглянул на нее и сказал только: «Хорошо. Спасибо Те, Господи». И пошел прочь от храма. Нагнал я его и спрашиваю: «Куда идешь ты?» – «Сам увидишь», – ответил он, не останавливаясь. «Скажи, коли знак тебе Господь явил. Возрадуюсь вместе с тобой», – пытал я его, а он молчал только да знай себе посохом стучал по дороге.
Тут я заметил, что дорога-то, по которой мы шли, светится, как будто дождь прошел и лужи отражаются в лунном свете, да только не было того дождя уж, почитай, недели две. Народ боялся, что засуха урожаи погубит. Спохватился я: до моря было идти совсем ничего, а шли мы молча что-то уж слишком долго. Вокруг деревья, темно совсем, только дорога светилась да луна прямо перед нами. Большая, как на закате, хотя висела вроде высоко. Я уж и не понимал, где идем. Даже не по себе стало. Я ж тут все травинки знал. Ходил каждый божий день, а дорога вдруг незнакомая.
Тут отец Александр остановился, повернулся ко мне и говорит: «Негоже тебе дальше идти. Рано еще. Здесь останься». Глаза у самого спокойные, мудрые, а смотрят как будто мимо меня. Нет, не мимо даже, а сквозь. Смотрят и не видят. Я, значит, шаг назад сделал, сошел с дорожки той, а он дальше пошел. И свет луны вдруг таким ярким стал, что сил смотреть не было. Отвернулся я ненадолго, а когда глянул опять – не было моего духовного наставника. Я словно очнулся в тот момент и понял, что стою на самом берегу моря, а дальше только лунная дорожка на водной глади сверкает. Видать, прибрал Господь верного слугу Своего, спас от тьмы-то. Прямо в свет принял.
