Выстрелы эхом отдавались со стороны города, казалось, чаще, чем когда-либо прежде. Громче теперь, когда мы были на улице, а не заперты в пятикомнатной тюрьме. Там что-то происходило.
На третий день я рано ушла из сада и вернулась в наши комнаты. Заш встанет в караул на лестнице с возвращением моей семьи. А пока я пробормотала большевику-надзирателю, что на улице стало слишком жарко.
Он не откликнулся. Я пробралась в главную комнату. Мама спала. Идеально. Я вытащила игрушку из туфельки, закрылась в спальне и опустилась на колени у кровати.
Я знала, что должна делать, и могла только молиться. Боже, помоги мне.
Это все, что я могла предпринять. Мои родные не одиноки в своем отчаянии. Я тоже слабела. Возможно, скоро уже не смогу собраться с силами, чтобы попытаться спасти свою семью. Мне нужно знать, какое заклинание хранит матрешка. Необходимо выяснить, каким оружием, которое помогло бы выжить, мы располагаем.
Белая армия не приближалась. Я должна была что-нибудь сделать, пока еще могла.
Я держала матрешку перед собой. Шов окончательно проявился. Четкая черная линия опоясывала игрушку, больше не излучая света. Сердце бешено колотилось в груди. С трудом я вонзила в щель ноготь большого пальца.
«Не используй ее, пока не прибудет Белая армия, – сказал папа. – Или в самый последний момент».
Я провела большим пальцем по нарисованному лицу игрушки. Часы и дни вплотную к моей коже, в жестком корсете, стерли с матрешки часть краски. Я сжала кусочек дерева в кулаке, заслышав громкие шаги родных, поднимающихся по лестнице. Они вернулись и приступили к привычным после прогулки играм и занятиям.
Я помолилась, подождала еще несколько минут и позвонила в колокольчик на лестничной площадке.
Открыл Заш. Я взглянула на него, но он не смотрел мне в глаза. В кабинете Юровского никого не было, и хотя я знала, что Зашу это не понравится, все же положила руку ему на плечо.
– Привет, Заш. – Даже в простое приветствие я постаралась вложить всю свою душу. Я могла понять его смятение.
В конце концов, зачем ему поддерживать со мной дружбу? Просто потому что мы еще не заслужили смерть? Или потому что мы общались какое-то время назад? Из-за таких штучек его могут расстрелять. Было бы лучше, если бы он отгородился от нас. Да. Это правильное решение.
Я вошла в туалет и заперла дверь на задвижку. Затем вытащила матрешку из корсета. Потные ладошки скользнули по дереву. Я сжала верхнюю половину игрушки в одном кулаке, нижнюю – в другом. Глубоко вздохнув, повернула.
Матрешка открылась.
Внутри лежала игрушка поменьше. Я не видела ни одного заклинания или слова, подобного тому, которое использовал Распутин. Осторожно подняла меньшую матрешку и убрала ее в корсет. Благодаря более скромным размерам она устроилась там значительно свободнее.
На плоском донышке большой игрушки было слово. Начертанное мерцающими радужными чернилами заклинание: Айнин.
Никогда раньше я не встречала этого слова – ни в русском, ни в английском, ни в немецком, ни во французском языках. Какой силой обладает это заклинание?
Под моим взглядом слово отделилось от древесины. Оно парило в воздухе, прямо перед глазами, буквы мерцали, словно начертанные на прозрачной ленте. Я схватила верхнюю часть матрешки, собираясь вернуть заклинание внутрь, прежде чем оно сработает тем или иным образом.
Но слово, казалось, уловило мои намерения. Оно опустилось ниже и скользнуло между моих губ. Я ахнула, и заклинание осело у меня на языке. Оно горело подобно пламени, ощущаясь как прилив силы и тлеющие угольки на вкус.
Откуда-то я знала, что стоит произнести это таинственное слово, как заклинание сработает.
Я никогда не слышала, чтобы заклятье само ложилось на язык, будто требуя, чтобы его произнесли.
И никогда раньше не встречала слова «айнин». Но это заклинание создал Дочкин, и оно может спасти мою семью. Теперь его у меня не отнимут.
В дверь ванной постучали кулаком. Я подпрыгнула.
– Минутку, пожалуйста!
Потом зажала рот рукой. Заклинание не сработало. Не сорвалось с губ. У меня получилось свободно произносить обычные слова.
Дыхание восстановилось, и я закрыла пустую оболочку матрешки, прежде чем наклониться к маленькому зеркалу. Я показала язык своему отражению. Буквы лежали в самом центре языка. Едва заметные, словно не успевшие раствориться крупинки сахара.
Стук в дверь повторился.
– Настя, – раздался голос Заша с другой стороны.
Я это сделала. Заклинание было у меня. Осмелюсь ли я использовать его, не зная последствий? Наступит ли нужный момент? Я сунула пустую игрушечную оболочку в рукав, закрыла рот и распахнула дверь.
– Что вы там делали? – прошипел Заш. – Вы хотите вызвать подозрения?
Я вздернула подбородок.
– Выполняла свои обязанности, как вы мне приказали, сударь.
Затем вернулась в комнату и вернула уменьшившуюся матрешку в туфлю.
15 июля
День шел на убыль, когда прибыли уборщицы. Мы всей семьей сидели за столом и играли в безик. Все, кроме мамы, лежавшей в постели в соседней комнате, и Ольги, читавшей ей. Алексей сидел в маминой коляске с Джой на коленях.
– Здравствуйте! – встретили мы четырех уборщиц радостными улыбками. Приятно видеть новые лица. Они показались нам добрыми.
Раньше горничные к нам не приходили, но Юровский любил порядок и чистоту. Он расхаживал по лестничной площадке, не сводя с нас глаз, пристально наблюдая за уборщицами. Его карман топорщился из-за часов, и я отвернулась. Если он их достанет, сможет ли снова выследить меня? Обнаружит ли заклинание айнин на моем языке?
Ни одна из женщин на приветствие не ответила, все они ограничились низкими поклонами. А мы лишь поздоровались, не желая навлечь беду на их головы.
В наших комнатах было относительно чисто. И все же я поймала себя на том, что с тоской наблюдаю за ними, пока они моют, смахивают пыль и оттирают грязь с порога. Хотелось тоже приложить руки к труду, а не к развлечениям. Мне, как и им, требовалась цель.
Они продолжали смотреть в нашу сторону. Вдруг что-то промелькнуло в их взглядах искоса. Я не смогла сдержать улыбку. Им было любопытно увидеть царскую семью. Мы, наверное, выглядели пугающе по сравнению с их ожиданиями – практически лысые девушки в черных юбках и белых блузках, чиненных бесчисленное количество раз.
Дамы убрались в прихожей и потащили ведра к спальням. Юровский, должно быть, увидел достаточно, потому что вернулся в кабинет. Я едва заметно высунула язык, адресуя жест его удаляющейся фигуре.
Одна из поломоек хихикнула. Я ощутила на себе ее взгляд и тоже хихикнула. Вскочила со стула, собираясь помочь сдвинуть кровати, чтобы они могли вымыть полы.
