По мере того как текли дни, горе и заботы отходили на задний план, и к ней мало-помалу возвращалась природная красота. Она все чаще улыбалась, держа ребенка, благодарила меня и Пеллеаса за мелкие услуги. Энид (так ее звали) с удовольствием кормила дитя и прижимала к себе с поистине материнской любовью. Думаю, близость беспомощного младенца постепенно исцеляла ее душевные раны.
Наконец ветер утих, и мы сели в лодку. Было холодно, промозглая сырость пробирала до костей, ветер налетал порывами и жалил кожу. Однако волны не разгулялись, так что мы благополучно добрались до противоположного берега. Я заплатил лодочнику вдвое против обещанного, чем несказанно его обрадовал.
Преодолев Хабренский залив, мы вскоре въехали во владения Теодрига, и в первую ночь нашли кров в маленьком прибрежном аббатстве Ллантейло, которое выстроил прославленный епископ Тейло. Назавтра очень похолодало, однако высокое безоблачное небо искрилось и сияло. В этот день мы проехали остаток пути до Каер Мирддина.
В это время года солнце садится рано. Уже смеркалось, и первые звездочки затеплились на небе, когда мы достигли крепости Теодрига. Ярмарочный город стоял печальным напоминанием об ушедшей эпохе.
Мы проехали через развалины и начали подниматься на холм по дороге, ведущей к каеру. В неподвижном ночном воздухе плыл серебристый дым от множества очагов, и, подъехав ближе, мы различили запах жарящегося мяса. Нас, разумеется, увидели издалека, и в воротах нас встретил молодой человек с редкой каштановой бородкой.
— Здравствуйте, друзья, — сказал он, преграждая путь. — Что привело вас в дом Теодрига холодной зимней ночью?
— Здравствуй, Меуриг, — отвечал я, ибо это был старший сын Теодрига. Прочий люд толпился вокруг, разглядывая нас с вежливым, хоть и неприкрытым любопытством. — Вижу, ты стал совсем взрослый.
Услышав свое имя, Меуриг подошел ближе.
— Я к вашим услугам, сударь. Откуда вы меня знаете?
— Как же мне не знать сына моего друга, короля Теодрига?
Он склонил голову на бок. Думаю, его сбили с толку мои спутники — женщина и младенец. Однако кто-то из зрителей узнал меня и шепнул:
— Эмрис приехал!
Меуриг услышал имя, вскинул голову, взялся за мою уздечку и сказал:
— Прости меня, лорд Эмрис. Я не ведал, что это ты…
Я отмахнулся от его извинений.
— Ничего, ничего. Однако теперь позволь нам пройти — темно и ребенок замерзнет.
— Конечно, сударь.
Мы спешились, и он знаком показал, чтобы забрали коней. Кто-то сбегал в дом сообщить о нашем приезде, потому что в дверях по ту сторону двора нас встречал уже сам Теодриг.
— Твой сын вырос настоящим молодцом, — сказал я Теодригу после того, как передал Энид и младенца попечениям женщин, а мы с Пеллеасом устроились возле очага с чарками подогретого ароматного вина. — Я помню его совсем маленьким.
— Да, он возмужал. — Теодриг улыбнулся, мои слова пришлись ему по душе. — Он в прошлом году женился, в начале весны сам должен стать отцом. — Он неожиданно рассмеялся. — А я и не слыхал, что ты тоже обзавелся супругой.
— Увы, у меня на это не было времени.
— Так я и думал. Ну, расскажи, что важного случилось на Острове Могущественного?
— О смерти Горласа ты слышал, — сказал я.
— Плохая история, очень плохая. Я сильно огорчился. Славный был воин.
— Тогда ты знаешь и о женитьбе Верховного короля. Что до остального, тебе известно больше, чем мне; я много месяцев жил в Инис Аваллахе.
— Не с Пендрагоном? — удивленно поднял бровь Теодриг.
— У него есть свои советники, — просто ответил я.
— Да, но ты…
— Нет, так лучше. Когда надо, Утер меня выслушает, а я его. Мне этого довольно.
С минуту мы прихлебывали сладкое вино, чувствуя, как отогревается промерзшее нутро. Теодриг ждал, пока мы сами объясним, зачем приехали.
— Так получилось, — сказал я, отставляя кубок, — что я здесь с поручением от Верховного короля.
Теодриг подался вперед.
— Дело это довольно важное, лорд Теодриг, и требует твоего участия.
— Я сделаю все, что в моих силах. Для тебя, Мирддин Эмрис, не меньше, чем для Верховного короля. В этом можешь не сомневаться.
— Спасибо, друг мой. Однако просьбу мою исполнить нелегко, и я попрошу тебя хорошенько подумать и, может быть, обсудить ее со своими советниками.
— Как пожелаешь. Все же, если ты посчитал нужным приехать ко мне, я отвечу, что не откажу тебе ни в чем. Ибо я рассуждаю так: коли я не мог бы помочь, ты бы не стал ко мне обращаться.
Догадался ли он уже, зачем я приехал? Теодриг умен; следующие его слова подтвердили мое подозрение.
— Просьба твоя касается ребенка?
Я кивнул.
— Чей он?
— Игерны и Аврелия, — отвечал я.
— Так я и думал, — задумчиво проговорил Теодриг. — Не Утерова, но та же благородная кровь. Итак, Пендрагон не хочет постоянно видеть перед глазами того, кто перешел дорогу его собственным детям.
— В этом-то и дело, — согласился я. — Однако ребенка надо сберечь…
Теодриг важно кивнул:
— Потому что он будет следующим Пендрагоном Британии!
Уверяю, порой я бываю слеп, как любой из нас. И вот подтверждение: до этих слов Теодрига я ни разу всерьез не думал, что ребенка ждет славное будущее. Даже в тот миг я не поверил. Для меня это был всего лишь младенец, которого следовало уберечь от опасного честолюбия окружающих, но никак не будущий король. Я был слеп, как крот.
Каюсь, тогдашние события и свершения занимали меня куда больше, чем одна маленькая жизнь. Я не видел дальше своего носа. Такова простая истина, и мне стыдно в ней сознаваться.
Теодриг продолжал:
— Я вижу, в чем затруднение. Стоит Дунауту, Морканту или кому-нибудь еще из их своры узнать, что у Аврелия есть наследник, — и мальчишке не жить.
— Да, опасность угрожает ему самому и, возможно, тем, кто будет с ним рядом.
— Ха! Пусть только попробуют его тронуть! Пусть попробуют и узнают, что такое праведный гнев!
Это не было пустой угрозой: Теодриг не бахвал. Однако мне мало было его чувств, пусть даже самых благородных.
— Знаю, что у тебя никакая опасность мальчику не грозит. Сила и мудрость твоя и твоих людей тому порукой. Ведь его надо будет не только оберегать, но воспитывать и учить.
— Гвителин по соседству, в Лландаффе. Не бойся, мальчонку будут учить как следует. — Теодриг отхлебнул вина и улыбнулся во весь рот. — Сын Аврелия — в моем доме. Для меня это большая честь.
— Увы, о ней не следует трубить. Больше он не сын Аврелия, а просто твой приемный ребенок.
