Мы проехали по пустым городским улицам и по дороге к вилле. На свежем снеге уже отпечатались следы лошадиных копыт, так что мы не удивились, увидев во дворе коней. Когда мы подъезжали, из дома как раз вышли слуги с факелами, чтобы их расседлать и отвести в конюшню. Мы спешились и окликнули слуг.
— Мы приехали издалека повидаться с лордом Мелвисом, — сказал я. — Он дома?
Слуги подошли и, подняв факелы, принялись разглядывать нас.
— Кто его спрашивает?
— Скажите, что Мирддин здесь.
Слуги переглянулись.
— Мы тебя знаем?
— Вы, может, и не знаете, а Мелвис знает. Скажите, что сын Талиесина просит разрешения его видеть.
— Мирддин ап Талиесин! — Глаза у слуги округлились. Он пихнул в бок товарища. — Бегом!
Последовало неловкое молчание, пока мы ждали возвращения посланного. Тот так и не вернулся, потому что двери распахнулись и во двор хлынул людской поток. Впереди всех бежал Мелвис.
На мгновение он замер, глядя на меня.
— Мирддин, мы тебя ждали…
Он схватил меня руками за плечи, и я увидел слезы в его глазах. Я ждал дружеской встречи, но чтобы король Диведа при виде меня заплакал от радости… Это превосходило все мои ожидания. Я не знал, что и думать. Я и видел-то его всего один раз.
— Мерлин…
Толпа любопытных расступилась, и Мелвис шагнул в сторону.
Имя это произнесла Харита.
Она стояла, озаренная светом из дверей, высокая, царственная, в тонкой золотой гривне, с волосами, заплетенными в косу, как это делают благородные женщины у деметов. На ней было длинное шелковое платье и богато расшитый голубой плащ. Никогда на моей памяти она так не походила на королеву. Она шагнула ко мне, раскрыла объятия, и я упал ей на грудь.
— Мерлин… ой, соколик мой, сынок… как же долго… как же долго я ждала… — Ее теплые слезы капали мне на шею.
— Мама… — У меня в горле и глазах тоже стояли слезы — я и надеяться не смел встретить ее здесь. — Мама… я хотел вернуться быстрее, я бы вернулся…
— Ш-ш-ш, не сейчас. Ты здесь и цел… цел… Я знала, что ты вернешься. Знала, что сумеешь добраться… и вот ты здесь… здесь, мой Мерлин. — Она положила руку мне на щеку и нежно поцеловала, потом схватила мою руку. Казалось, кроме нас, никого во дворе нет. — Идем. Согрейся. Есть хочешь, сынок?
— Мы почти не ели последние два дня.
Мелвис подошел ближе.
— В доме есть дичь, и хлеб, и мед. Все сюда, заходите! Выпьем за возвращение Мерлина! А завтра устроим пир!
Нас увлекли в зал. Здесь было светло от факелов, пламя ревело в очаге, столы были накрыты, и трапеза уже началась. Быстро приготовили еще стол и внесли блюда. Мама крепко держала меня за руку, и тревога долгих месяцев рассеивалась под лучами радости, в то время как домашнее тепло согревало замерзшие кости.
Не забыли и о Гвендолау и Бараме. Я о них не тревожился — они легко смешались с людьми Мелвиса. И впрямь, мне было так хорошо, что я почти совсем позабыл о них.
Старый Пендаран, отец Мелвиса, встал мне навстречу с кресла-трона и сказал:
— Как я погляжу, странствия пошли тебе только на пользу. Вид у тебя здоровый, ты строен, силен и ясноглаз, что твой тезка кречет. Зайди ко мне попозже, покалякаем.
Было не похоже, что мама отпустит меня от себя хоть на миг сегодняшним вечером, да и в ближайшие дни. Однако я обещал ему, что мы скоро поговорим.
— Мне многое надо было сказать тебе, Мерлин, — промолвила Харита, — но сейчас, когда ты здесь, у меня все вылетело из головы.
— Мы вместе. Все остальное неважно.
Мне подали огромное блюдо с мясом и хлебом и рог с медом. Я отхлебнул теплого питья и принялся за еду.
— Ты вырос, сынок. Последний раз, когда я тебя видела… — Голос Хариты сорвался, она опустила глаза. — Ешь. Ты голодный. Я столько ждала, подожду и еще немного.
Несколько раз откусив, я забыл про голод. Мать смотрела на меня, как будто никогда прежде не видела.
— Я что, так изменился?
— И да, и нет. Верно, ты уже не тот мальчик, но ты мой сын, и для меня всегда будешь одинаков, что бы ни случилось. — Она стиснула мою руку. — Как хорошо, что ты снова со мною.
— Если б ты знала, сколько раз за последние три года я думал об этой минуте…
— А если б ты знал, сколько ночей я провела без сна, думая о тебе, о том, где ты, что поделываешь…
— Я плакал, когда думал, как ты тревожишься. Молился, чтобы хоть как-нибудь передать тебе весточку. Вот почему, когда Элак увидел наших людей в долине, я послал одежду и сломанную стрелу. Я хотел, чтоб это был знак.
— Да, и я приняла его как подтверждение. Я знала, что ты жив и здоров…
— Откуда?
— Я точно так же узнала бы, если бы ты страдал от раны или погиб. Думаю, у каждой матери есть такая способность. Я почувствовала, когда принесли одежду, хотя мне сперва не хотели ее показывать. Они решили, что банши тебя убили, а теперь издеваются над твоими друзьями. Я знала, что это не так и что у тебя есть важные причины поступить именно таким образом. — Она помолчала и вздохнула. — Что стряслось, Мерлин? Мы вернулись за тобой. Искали. Нашли бурдюки для воды, нашли место, где ты сидел в тумане… Что случилось?
И я начал рассказ о том, что случилось после той странной ночи. Я говорил, а она ловила каждое слово, и расстояние в три года постепенно сжималось в ничто, так что под конец мне стало казаться, что я никуда не пропадал.
Наверно, мы проговорили заполночь, потому что когда я кончил, то увидел, что все разошлись, факелы коптят и в очаге догорают алые уголья.
— Я рассказывал всю ночь, — сказал я, — а ведь еще так о многом надо поговорить.
— А мне бы только слушать и слушать. Но я не думаю о тебе, а ты ведь устал с дороги. Идем, тебе надо отдохнуть. — Она наклонилась и надолго заключила меня в объятия. — Сколько раз я об этом мечтала!
Мы встали, и она повела меня в приготовленный покой. Я еще раз поцеловал ее.
— Я люблю тебя, мама. Прости, что заставил столько мучиться.
Она улыбнулась.
— Доброй ночи, Мерлин, сынок. Я люблю тебя и рада, что ты вернулся.
Я вошел в спальню и уснул как убитый.
Глава десятая
Мелвис сдержал обещание: на следующий день был пир, да какой! Сразу после завтрака слуги начали украшать зал. Мы с Мелвисом и Харитой сидели в креслах у очага и говорили о том, что случилось в мое отсутствие. Вдруг двери распахнулись и с заснеженного двора вбежали смеющиеся служанки с охапками остролиста и зеленого плюща. Они тут же принялись сплетать зеленые гирлянды и развешивать их по стенам — над дверьми и на креплениях для факелов.
