— А Мирддин не будет, — отвечал я. — Об этом ты тоже позаботишься. Уходи, я устал.
— Неужто ты такой честный? — Он презрительно сплюнул. — Такой праведный?
— Слова, слова. Я ничего такого не утверждал.
— Мирддин… взгляни на меня. Почему ты на меня не смотришь? Мы с тобой друзья. Твой господин тебя бросил, пора отыскать более надежного. Идем со мной. — Его пальцы уже почти касались моих. — Только идти надо прямо сейчас.
— Почему при твоих словах я слышу лишь пустое могильное завывание?
Он разозлился так, что даже переменился в лице.
— Думаешь, ты лучше меня, Мирддин? Я тебя уничтожу!
— Как уничтожил Моргану?
Его глаза злобно сверкнули.
— Она прекрасна, не правда ли?
— У смерти много лиц, — отвечал я, — но воняет она одинаково.
Меня обдало жаром его гнева.
— Даю тебе последний шанс, Мирддин. Собственно, даю тебе Моргану, прекраснейшее из моих творений. — Он явно успокоился, нащупав новую тактику. — Она твоя, Мерлин. Забирай. Делай с ней, что хочешь. Захочешь убить ее — убей. Убей, как она убила твоего отца.
Ярость заклубилась перед моими глазами, как черный рой. Тело забила дрожь. Во рту стало горько от желчи. Меня словно подбросило на ноги.
— Это ты убил моего отца! — закричал я так, что эхо прокатилось по лощинам у подножия гор, потом сунул два пальца в рот и протяжно свистнул. — Убирайся, пока не поздно.
— Ты не можешь меня прогнать, — отвечало создание. — Я там, где и когда пожелаю.
В этом миг на тропу выбежала волчица — шерсть дыбом, уши прижаты, зубы оскалены.
Он рассмеялся.
— Не вздумай меня пугать. Ничто на земле не может причинить мне вред.
— Вот как? Именем Иисуса Христа, проваливай!
Волчица прыгнула, готовая сомкнуть зубы на его горле, но он успел увернуться. Зверь изготовился для второго прыжка, но незваный гость уже бежал вниз по склону. Волчица пустилась бы вдогонку, но я подозвал ее, и она подошла, все еще скалясь. Я гладил ее, покуда шерсть на ее загривке не улеглась.
Итак, первый гость ушел, не попрощавшись. Меня еще била дрожь, когда волчица вновь предостерегающе зарычала. Я взглянул вниз, думая, что возвращается давешний незнакомец. Кто-то шел в гору, но даже с такого расстояния я видел, что это не он.
Новый посетитель был тощий и длинный — настоящая жердь — с грубыми чертами лица, заросший длинными волосами, в шкурах по меньшей мере шести разных животных. Он поднимался широким ровным шагом человека, привычного к долгой ходьбе, и не смотрел ни вправо, ни влево, но двигался напрямик, как будто торопился.
А поспешить стоило. Внезапно, как это бывает в горах, налетела гроза. По склону сбегали черные клочья облаков, в сразу посвежевшем воздухе запахло дождем. Над камнями клубился туман, скрывая от меня идущего.
Я ждал, успокаивая волчицу.
— Тихо, тихо, послушаем, что скажет этот. Может быть, его слова придутся нам больше по вкусу.
Мне в это слабо верилось, но я помнил отцовское обещание и не собирался с ходу прогонять гостя.
Он снова появился, выступив из тумана совсем рядом, и громко окликнул нас:
— Здрав будь, Лесной Дикарь! Я принес тебе привет из мира людей.
— Садись, друг. Если хочешь пить, вот вода.
— И вода сгодится, если вина в недостатке. — Он склонился над водой и принялся шумно пить, зачерпывая горстью. Я подумал, что он не похож на человека, привычного к пиршественному кубку. Ну и что с того? Разве я сам похож на короля деметов?
— Пока взберешься на твою гору, Мирддин, вся глотка пересохнет.
— Откуда ты знаешь мое имя — если оно мое?
— О, я знаю тебя давным-давно. Разве слуга не должен знать господина?
Я оторопело вытаращил глаза. Лицо у него было длинное, лошадиное, брови — черные, щеки — красные, обветренные. Волосы свисали по плечам, словно у женщины. Я был твердо уверен, что вижу его впервые.
— Ты говоришь о господах и слугах. С чего ты взял, что это имеет ко мне отношение? — спросил я и тут же придумал более насущный вопрос. — Как ты узнал, где меня искать?
— Тот, кто меня послал, указал мне дорогу.
При этих словах сердце мое подпрыгнуло.
— Кто тебя послал?
— Друг.
— Есть ли у друга имя?
— У каждого есть имя, как тебе прекрасно известно. — Он в последний раз зачерпнул воды, выпил и вытер руки о кожаные штаны. — Мое, например, — Аннвас Адениаок.
Странное имя — Древний Крылатый Слуга.
— Я не вижу крыльев, и ты не такой древний, как подразумевает твое имя. К тому же в этом мире и впрямь много господ, а слуг — и того больше.
— Все смертные служат. Бессмертные — тоже. Но я пришел не затем, чтобы говорить о себе. Я пришел говорить о тебе.
— Тогда ты пришел напрасно. — Слова вырвались раньше, чем я сумел их сдержать. «Не отсылай его прочь», — сказал Талиесин. Впрочем, я мог не беспокоиться — гостя не задела моя грубость.
— Язык разболтается — не остановишь, верно? — добродушно промолвил он. Аннвас явно получал удовольствие от происходящего. Он оглядел мое каменистое обиталище, затем обратил взгляд на запад, на мятое зеленое сукно Калиддонского леса.
— Говорят, свет умирает на западе, — как бы между прочим заметил он. — Но если я скажу, что он рождается там, поверишь ли ты мне?
— Так ли важно, во что я верю?
— Мирддин… — Он легонько покачал головой. — За долгие годы одиноких раздумий ты мог бы убедиться в важности веры.
— Так это были долгие годы?
— Да уж немалые.
— Зачем было приходить ко мне именно теперь?
Он передернул костлявыми плечами.
— Так пожелал мой господин.
— Должен ли я знать твоего господина?
— Ты знаешь его, Мирддин. По крайней мере, когда-то знал. — Аннвас повернулся и взглянул мне прямо в лицо. Я чувствовал, как от него исходит сострадание. Он неуклюже опустился на землю и скрестил ноги.
— Расскажи, — мягко предложил он. — Расскажи о битве.
И тут начался дождь.
Глава одиннадцатая
Первые капли застучали по земле, но ни я, ни он не шелохнулись. Небо стало черно-багровым, как открытая рана, и оттуда, словно кровь, пролился дождь.
— Битва, Мирддин. Я пришел, чтобы услышать о ней. — Аннвас выдержал мой взгляд и не шелохнулся, хотя ливень хлестал как из ведра.
Я не сразу смог заговорить.
— О какой битве? — спросил я, страшась ответа. Тьма клубилась вокруг меня, вокруг самой моей горы, в обличье выползшего ниоткуда полуночного тумана. Ветер поднялся и завыл в расселинах.
