Да, Эмрис вернулся и возвестил падение узурпатора. Однако Вортигерн при всех своих пороках — не мышь. В чем ему не откажешь, так это в смелости. Если рок судил ему быть пойманным, он по крайней мере будет уворачиваться, покуда сумеет. Он хотел знать, каким будет этот рок, чтобы приготовиться к бою или к бегству, и потому послал за мной.
— Мне нечего больше сказать, лорд Вортигерн, — произнес я. — Все уже сказано.
— Тогда скажу я. — Верховный король тяжело опустился в резное кресло с имперскими орлами на подлокотниках. В раннем утреннем свете его лицо выглядело осунувшимся. — Я не спал вчера… — Он замолк, я ждал, — …из страха, Мирддин, из страха перед снами… — Он с опаской поднял на меня глаза. — Говорят, ты умеешь толковать сны и знамения. Растолкуй мне мой, а то мне страшно. Кажется, что сон вещий.
— Ладно, Вортигерн, расскажи мне свой сон, и я раскрою тебе его смысл, если найду.
Он рассеянно кивнул рыжей с проседью шевелюрой и надолго замолк, потом резко начал:
— Я видел яму, которую вырыли по твоему слову. На дне ее наткнулись на камень, он раскололся, и вода хлынула наружу — как все это и было. После этого ты повелел отвести воду канавками. Когда это сделали и озеро спустили, обнаружили большую пещеру и в ней два больших камня наподобие яиц.
Он замолк, чтобы отпить вина, потом продолжил, глядя не на меня, а на догорающие угли в очаге.
— В каменных яйцах были драконы. Они вышли и сразились между собой. Один был белее молока, другой — алее крови. Они сражались, и земля под ними дрожала.
О, на них страшно было смотреть! Они исходили пеной, били хвостами по земле, сцеплялись когтистыми лапами, извергали ноздрями пламя. Сперва белый брал верх, потом алый, и наоборот. Оба были жестоко изранены, так что не могли уже больше сражаться, после чего уползли в свои яйца и заснули. Передохнув, они вновь вышли на бой и вновь расползлись.
Все это наполнило меня таким ужасом, что я проснулся. — Вортигерн залпом допил кубок и выпрямился, глядя мне прямо в глаза. — Что скажешь, Мирддин? Что означают эти драконы и их битва?
Я отвечал сразу, потому что понял смысл сна, пока он говорил.
— Сон твой, Вортигерн, правдив. Вот его толкование: драконы — грядущие короли, которые будут биться за Остров Могущественного. Белый — саксонские полчища, красный — истинные сыны Британии.
— Кто победит, Мирддин?
— Ни тому ни другому не дано будет взять верх, покуда страна не объединится, а человек, который соберет вместе британские племена, еще не родился.
Он снова медленно кивнул.
— А что будет со мной, Мирддин?
— Ты и вправду желаешь знать?
— Мне это нужно.
— Аврелий и Утер уже отплыли из Арморики…
— Ты говорил об этом в своей сказке… — фыркнул он.
— Они прибудут на двенадцати кораблях и завтра высадятся на юге. Тем временем Хенгист собрал свое войско и идет сюда маршем. Враги окружают тебя со всех сторон. Ты совершил много зла и не жди пощады. Хочешь спасти свою жизнь, Вортигерн, — беги.
— И я ничего не могу поделать?
Я помотал головой.
— Беги, Вортигерн, или попадешь в руки тех, кому причинил столько зла. Аврелий и Утер хотят отомстить за убийство брата и вернуть власть; с ними короли Британии.
— Неужто для меня нет никакой надежды? — Это было сказано тихо, без жалости к себе. Вортигерн знал, что совершил, и, надо думать, давно просчитал риск.
— Вот твоя надежда, лорд Вортигерн, и надежда нашего народа: из смуты, которую ты устроил, выйдет король, который объединит Британию, Верховный король, на которого будет дивиться весь мир, Главный дракон, который окончательно пожрет белого дракона из ямы.
Он мрачно улыбнулся и встал.
— Ладно, если бежать, то бежать сейчас. Отправишься со мной, Мерлин? Твое общество было бы для меня большим утешением.
— Нет, — отвечал я. — Мне дорога в другую сторону. Прощай, лорд Вортигерн. Мы больше не встретимся.
Он призвал своих военачальников, чтобы отходить на восток, где надеялся укрыться от гнева братьев. Ох, худо придется Лису Вортигерну, но от возмездия не уйти.
Мы тем временем двинулись в путь и уже порядком отъехали от крепости, когда Пеллеас в последний раз оглянулся на выставленные в ряд на пиках головы друидов и с облегчением вздохнул:
— Все кончено.
— Для Вортигерна, — отвечал я, — но не для нас.
— Мы скачем в Инис Аваллах, разве нет?
— Да, но пробудем там недолго.
— Сколько? — спросил он, со страхом ожидая ответа.
— Несколько дней, — отвечал я. — Поверь, я хотел бы пробыть дольше.
— Но… — Он помнил мой характер, быструю смену настроений и планов, — но это невозможно.
Я кивнул:
— Да, невозможно.
Мы проехали несколько шагов, и я натянул поводья.
— Пеллеас, послушай внимательно. Ты нашел меня и вернул к людям. Спасибо тебе за это. Однако, боюсь, скоро ты проклянешь день, когда попросился ко мне на службу, и пожалеешь, что терял время на мои поиски.
— Прости, господин, но скорее твое собственное сердце тебя предаст, чем я так подумаю! — с жаром воскликнул он.
И я чувствовал, что он говорит искренне.
— Никто не поблагодарит меня за то, что я совершу, — продолжал я. — Может быть, многие на этом острове будут произносить мое имя с ненавистью и презрением, и все обратятся против меня.
— Другие пусть делают свой выбор, а я свой сделал, господин мой Мерлин.
Он говорил с искренним пылом. Теперь, когда он понял, какие трудности нам предстоят, я мог без страха вверить ему свою жизнь.
— Да будет так, произнес я. — Да вознаградит Господь твою веру, друг.
Мы двинулись дальше. После разговора у обоих камень упал с души. Пеллеас радовался, и я вместе с ним.
Аврелию и Утеру, сыновьям Константина от разных жен, непохожим, как утро и вечер, предстояло покончить с правлением Вортигерна. Королем по праву наследования стал старший, Аврелий, прирожденный властитель. Его мать, Аврелия, происходила из знатной римской семьи (чего нельзя было с уверенностью сказать о самом Константине). В ее роду были наместник провинции, сановники, правители городов, чтимые матроны.
Однако Аврелия умерла от лихорадки, когда ее младшему сыну было всего три года, и Константин, опьяненный победами над пиктами, скоттами и саксами, спутался с дочерью одного из побежденных саксонских вождей. В приступе великодушия он женился на золотоволосой красавице Онбраусте. Через год родился маленький Утер.
Мальчики воспитывались по римскому обычаю под надзором доверенного слуги. Старший брат, Констант, с рождения посвященный Богу, рос отдельно в небольшой обители при Вента Булгарум. Когда Константина убил, мстя за родичей, его собственный раб-пикт, старый Госселин, архиепископ Лондонский, опасаясь за жизнь мальчиков, забрал их к себе.
