Потом мы с Пеллеасом отправились на поиски Аврелия.
По пути в Лондон мы не видели его лагерь, потому что приехали по северной дороге. Но сейчас, пользуясь указаниями моего недавнего собеседника, мы были в лагере к той поре, когда удлинились тени.
Я сразу понял, что так взбесило Аврелия, и не мог его винить. Из всей огромной рати осталось лишь несколько вождей — в том числе, разумеется, Теодриг, а также Кередигаун, один из сыновей Кунедды, и воины Кустеннина со своим предводителем.
Я направился прямиком к Теодригу.
Он был сильно раздосадован, о чем прямо мне и сказал.
— Я пытался их удержать, — говорил он. — Однако они твердо вознамерились уйти, едва Аврелий уехал в Лондон. «Войну мы ему выиграли, — объявили они, — город пусть берет сам!» Вот что они сказали.
— И еще сказали, что довольно с нас Верховных королей! — заметил, подходя, Кередигаун. — И я начинаю с ними соглашаться. Мы что, будем, как безусые юнцы, ждать, покуда взрослые мужи делят добычу?
Он видел, как я въезжал в лагерь, и сразу направился ко мне высказать свое недовольство.
— Кто среди вас завел подобные речи? — спросил я.
— Горлас Корнубийский, — отвечал Кередигаун, — и другие тоже.
— Друзья Горласа, — сообщил Теодриг. — Я бы и сам ушел…
— Рад, что ты остался, — поспешно перебил я. — Уверен, твоя верность не останется без награды.
— Как это? — спросил Теодриг.
Прежде, чем ответить, я велел Пеллеасу созвать остальных вождей и военачальников и, когда все собрались, усадил их, и обратился к ним с такой речью:
— Государи мои и соратники, я сегодня был в Лондоне и примерно знаю, что там произошло.
— Так расскажи нам, — потребовал один из вождей, — потому что, если не скажешь, я уйду немедленно. Дома поля убирать надо, а здесь я уже довольно наждался.
Еще несколько человек одобрительно заворчали. Я поспел вовремя — едва ли не все они готовы были уйти.
Я набрал в грудь воздуху и начал:
— Не знаю, повлияют ли мои слова на ваше решение, но скажу вам правду: сдается, что наш юный король, желая избежать одной оплошности, сделал куда большую.
— Вот уж верно, — согласился кто-то. — Забыл, кто его друзья.
— Возможно, — допустил я, — но в его намерения это не входило. Он не пошел с вами на Лондон потому, что…
— Потому что стыдился! — воскликнул один из северных предводителей. — Воевать мы ему были хороши, а в большой город идти — нет! — Он сплюнул на землю и добавил для пущей выразительности: — Митра меня разрази, если я еще хоть раз обнажу меч за Аврелия!
Тут я наконец понял, как они все настроены.
— Пусть скажет лорд Эмрис! — крикнул Теодриг. — Я хочу его выслушать.
— Аврелий не пошел с вами на Лондон не потому, что стыдился вас, но потому, что не хотел показаться заносчивым в глазах горожан!
— Горожан! — Вождь снова сплюнул, показывая, как к ним относится.
— Аврелий, — продолжал я, — опасался настроить горожан против себя. Хуже того, это могли воспринять как нападение, и тогда не миновать бы кровопролития. Поэтому он велел вам ждать и отправился в одиночку. Однако Лондон, сочтя его человеком незначительным, обратился против него.
— Что ему Лондон? — спросил Кередигаун. — У них нет ни короля, ни дружины.
— Да, но у них есть богатство и власть. Верховному королю этой страны необходимо признание Лондона.
— Вортигерн без него обошелся! — выкрикнул кто-то. Как быстро люди забывают!
— Да, и поглядите, до чего Вортигерн нас довел! — отвечал я. — Эту-то ошибку и не хотел повторять Аврелий. Он хотел покорить Лондон кротостью. Однако жители обратились против него. Следующий раз он въедет в город не иначе как в вашем сопровождении.
Собравшиеся молчали, обдумывая мои слова. Наконец Теодриг встал и объявил:
— Я всегда мечтал увидеть этот хваленый город и, коли уж подошел так близко, обратно не поверну. Давайте отправимся вместе с Аврелием и проследим, чтобы упрямые лондонские мужланы оказали должное почтение нашему Верховному королю.
Именно эти слова надо было услышать остальным. Все повскакали с мест и криками поддержали Теодрига. На какое-то время в лагере вновь воцарился мир.
Итак, когда вечером возвратился Аврелий, он увидел не пустое поле, а лагерь и людей.
— Горлас, чтоб ему провалиться! — Аврелий, взмокший от долгой скачки, в ярости расхаживал по шатру. — Клянусь, это месть за то, что я отпустил Окту.
— Успокойся, — сказал Утер. — Это я отпустил Окту. Просто с Горласом вообще нелегко сладить. Так он старается показать свою значимость.
Утер умел в двух словах выразить суть человека. Он совершенно точно разгадал Горласа.
— Прислушайся к своему брату, — сказал я, — если не хочешь слушать меня. Не один Горлас превратно истолковал твое нежелание с триумфом вступить в Лондон.
— Да не было б никакого триумфа! — прорычал Аврелий.
Я повернулся на каблуках и зашагал к выходу. Аврелий крикнул мне в спину:
— И ты меня оставляешь, Мирддин? Ну и иди! Бросай меня! Убирайтесь все!
— Мирддин, погоди! — Утер вышел следом за мной. — Прости, мы с рассвета в седле, а Горласа так и не догнали, и остальных тоже. Не обижайся на брата.
— Да не в обиде дело, — сказал я, поворачиваясь к нему в лунном свете. — Просто я не хочу даром сотрясать воздух.
— Пусть отдохнет. К утру он одумается.
Я не пошел в свой шатер, но направился в ближайшую ольховую рощу поразмышлять. Луна серебрила тонкие стволы, в ручье журчала вода. Здесь царили мир и покой, в которых я так нуждался. Мне надо было отдохнуть от людских страстей и корыстных замыслов, в которых нет места самоотречению, состраданию, пониманию.
После общества Давида и его монахов последние дни казались особенно гнусными: ревность, вражда, мелочная зависть… Мне хотелось бежать от них, как от ядовитой змеи.
Великий Свет, избавь меня от злобы глупцов!
А если нельзя избавить, дай мне силу превозмочь, а если не превозмочь, то хотя бы выдержать. Я согласен и на это.
Сидя в лунном свете, я ощущал, как смятение последних двух дней расходится, словно комья грязи под сильным дождем. Я глубоко вбирал в легкие спокойствие спящего мира и решение вырисовывалось все отчетливее.
Аврелий должен стать Верховным королем, признанным правителем Британии. Надо, чтобы короли принесли ему присягу и никто не смел оспаривать его власть. Это важнее всего. Если удастся достичь цели, не разжигая недовольства, тем лучше.
К тому времени, как луна скрылась за дальним холмом, план обрел очертания. Я отправился спать, довольный тем, что решение найдено. Мне казалось, что я только-только лег, когда Пеллеас разбудил меня такими словами:
