Первым заговорил Кадор.
— До сего дня я страшился, что покойная жизнь превратит нас в трусов, а мирные годы разнежат. Хуже того, наша слава отважных бойцов забудется, и юные уже не услышат про Стаю Драконов. — Он с улыбкой оглядел товарищей. — Может быть, Господь для того и попустил этому письму добраться до нас, чтобы избавить нас от подобной участи? Неужто мы будем и впрямь наслаждаться миром, когда императорский престол осквернен варварами?
Многие охотно согласились с Кадором, но тут вмешался Гвальхмаи.
— Государь мой, — воскликнул он, вскакивая с места, — не следует страшиться глупости наших юнцов. Если они позабудут жертвы, которые мы принесли, дабы сплотить это святое королевство, это их потеря, не наша. Даже будь это не так, мир бесконечно предпочтительнее войны.
Речь Гвальхмаи остудила горячие головы, и многие его поддержали. Итак, Совет разделился и начались жаркие споры. Артур выслушивал всех, и чело его хмурилось все больше.
Через некоторое время поднялся Бан Бенвикский из Арморики и, воздев руки, призвал спорящих к молчанию.
— Государь, — объявил он, — я давно служу тебе добром, золотом и людьми. Скажу без похвальбы, что ни один из властителей не служил тебе вернее и дольше. Мне все равно, пойдем мы на Рим или останемся. Что мне суждения праздных юнцов? Довольно с меня и нынешней славы; я не стремлюсь еще выше вознести свое имя.
Однако, думаю я, не полезней ли нам будет поспешить на защиту Рима? Ибо, если мы распространим мир, которым наслаждаемся сами, на прочие края, стонущие под варварским игом, разве не лучше так будет всем? Более того, не зачтется ли нам в грех, если мы оставим без ответа мольбу о помощи, на которую легко могли бы откликнуться?
Я старик, мне уже не нужно одобрение других, чтобы думать о себе хорошо. Однако радость мне не в радость, когда другие страдают от несправедливости, которую я в силах исправить.
На это собравшиеся ответили согласным гулом. Что можно возразить на эти мудрые речи? Разумеется, так и следует поступить. Мы пойдем освобождать Рим не ради себя, но ради тех, кто стонет под пятой варваров.
Когда все было сказано и шум наконец улегся, Верховный король медленно поднялся.
— Спасибо, братья мои, — сказал он, — что дали мне разумный совет. А теперь я удалюсь и подумаю, как мне поступить.
Артур вышел, а гости вернулись к пиршеству — все, кроме Бедуира, Кая, Эмриса и меня. Мы вместе с королем отправились в его личные покои.
— Поверить не могу, что ты хоть на миг всерьез подумал идти на Рим, — с порога начал Бедуир. — Ты рехнулся, если хочешь оказать этому Луцию подобную честь.
— Говори откровенно, Бедуир, — с улыбкой отвечал Артур. — Не таись.
— Я серьезно, Медведь, — холодно продолжал Бедуир. — Ничего путного из этого не выйдет. Ни один бритт не вернулся из похода на Рим. Максен Вледиг пошел завоевывать Вечный город, и его обезглавили. Константин стал императором, и его отравили. Это волчья яма. Держись от нее подальше.
Кай с ним не согласился.
— Как Артур сможет называть себе императором, если оставит императорский престол варварам? Мое слово: отправляйся в Рим, освободи его и перенеси трон в Британию. Тогда он сохранится на все времена.
Я не знал, что и думать. И те и другие доводы казались мне разумными. Верно, что бритты, мечтавшие об императорской власти, дойдя до Рима, обычно погибали. Но мне казалось верным и другое: мир, ради которого мы столько сражались, будет не полным, покуда язычники вершат свои беззакония.
Так что мы все, включая Артура, устремили взоры на Мудрого Эмриса.
— Что ты на меня уставился? — спросил Эмрис. — Ты уже принял решение. Иди, делай, что решил.
— Но я не решил, — возразил Артур. — Господь свидетель, я колеблюсь между тем и другим.
Эмрис тряхнул головой.
— Никакие мои слова не изменят твоего сердца, Артур. Я дивлюсь, что ты еще не отдал приказ к отплытию.
— Чем я заслужил твои упреки? — обиженным голосом спросил Артур. — Скажи!
— Скажу. Если ты слушаешь таких, как Бан и Кадор, то заслужил любые упреки!
— Но я не слушаю их, я спрашиваю тебя.
— Тогда слушай хорошенько, ибо, закончив, я больше не стану об этом говорить.
— Как пожелаешь, — отвечал Артур, усаживаясь в кресло.
— Так слушай же, о король, Мудрейшего из Мудрых! — Эмрис, наподобие древних друидов, плотно завернулся в плащ, встал перед королем — голова запрокинута, глаза закрыты — и возгласил нараспев: — Весь труд моей жизни был к одному: чтобы Царство Лета родилось на этой земле. В тебе, Артур Вледиг, его осуществление. Ты — предсказанный Витязь Света, ты — Светлая Надежда Британии, ты — Верховный Дракон Острова Могущественного, ты — Избранник Божий, щедро Им одаренный.
Слушай меня, Артур: Рим умирает, может быть, уже умер. Мы не в силах, да и не вправе вдохнуть в него жизнь. Старое должно уйти, чтобы уступить место новому. Так устроен мир. В Царстве Лета рождается новый порядок. Он не должен соприкасаться со старым, иначе ему конец.
Не дай поблекшему имперскому блеску затмить твой взор, не дай словам людей зажечь тебя жаждой славы. Будь императором Запада, коли угодно, но заложи новую империю здесь, в Британии. Пусть весь мир смотрит на Остров Могущественного, как мы некогда смотрели на Рим.
Будь первым в сострадании! Первым в свободе! Но пусть свобода и сострадание начнутся здесь. Пусть Британия, как маяк, осветит темные уголки мира. Рим — труп, пусть варварские полчища его хоронят. Пусть римское правосудие иссякнет, а Божье восторжествует. Пусть Британия станет первой в исполнении Божьего труда. Пусть Британия станет столицей Новой Империи Света!
Тут Эмрис набросил плащ на голову, закрылся им, как капюшоном, и больше не проронил ни слова.
Прошло три дня. Артур провел их в размышлениях, не выходя из своих покоев. На четвертый день он вновь созвал приближенных на совет, дабы огласить им свое решение.
— Долго я размышлял и взвешивал всевозможные доводы. Считаю, что не будет дурным делом пойти на Рим, постараться, коль сумеем, избавить тамошних жителей от притеснений и принять из их рук лавровый венок. Покорив Рим, я вернусь в Британию и буду править Новой Империей с Острова Могущественного.
Посему я приказываю собрать мои корабли и корабли всех, кто отправится со мной, чтобы со всей поспешностью отплыть в Рим и положить конец варварскому игу. Ибо я убежден, что никто не может быть вполне свободным, если торжествует несправедливость.
Речь Верховного короля приняли с восторгом, особенно те, что помоложе. Однако я заметил, что Артур все время смотрел на своих воинов и ни разу не поднял взор на Эмриса.
Сразу же после этого в королевских покоях Бедуир отважился упрекнуть Пендрагона в лицо. Артур выслушал его, ведь они были ближе, чем братья.
