Сперва собравшиеся радостно завопили, видя богатую жатву. Мешок высыпали за мешком, куча росла все выше — вот она уже сровнялась с Артуром! Но чем больше она становилась, тем реже слышались выкрики и смех. Последнюю побрякушку водрузили наверх в полнейшем молчании.
С оторопью созерцали мы завоеванное богатство. И тут стыд охватил нас всех, и сладкий вкус победы сменился горечью.
Да, мы честно завоевали это сокровище, но оно было в крови — по большей части в крови бриттов, которых варвары грабили все лето. Мы лишь вернули свое, и нерадостным был этот дележ.
Прочесывать лес — дело небыстрое. Мы выступили со светом, как только начали различать в чащобе следы врага. Но мы так и не настигли никого из бежавших варваров, которые к этому часу должны были уже снова собраться в дружины. Однако мы продолжали путь и к полудню начали натыкаться на жуткие и неожиданные находки: обескровленные трупы варваров свисали с древесных ветвей.
Сперва один, потом несколько… потом десятки…
Я остановил погоню и велел кимброгам вернуться в долину Твида.
— Живых мы не настигнем, — сказал я. — Скачем к Майлросу.
Когда мы подскакали к нашему войску, только начинало вечереть.
Артур подивился столь скорому возвращению.
— Что стряслось, Бедуир? Плохая охота?
— Да, — отвечал я, спрыгивая с коня. — Кто-то уже похозяйничал в твоих угодьях, о господин ловитвы.
Предводитель взглянул удивленно.
— Что случилось?
— Полагаю, Жители холмов взыскали кровью, что им причиталось. Мы наткнулись на трупы, пронзенные стрелами и повешенные истекать кровью, словно бычьи туши. Банши истребили сотни варваров, а мы, Медведь, их не видели и не слышали.
— Ты правильно сделал, что возвратился, — сказал Артур. — Пусть Жители холмов сражаются на свой лад.
О Бальдульфе по-прежнему не было ни слуха, ни духа. Несмотря на жуткие гроздья трупов, я и минуты не думал, что он мертв. Слишком многие бежали в темные глубины Калиддона — не одна тысяча варваров. По меньшей мере половина вражеского войска уцелела и готовилась к новым боям.
Вскоре лазутчики, которых предводитель отрядил еще до рассвета, доложили, что Бальдульф бежал на восток, к своим кораблям. В подтверждение этой вести они доставили ирландского короля Фергуса с остатками дружины — их захватили на пути к Абертвиду.
Воины и вожди бриттов поспешили к палатке Артура, чтобы увидеть, как тот поступит. Они сгрудились тесным кольцом. Многие кричали и насмехались над ирландцами, но большая часть молчала.
Фергуса со связанными за спиной руками вытолкнули вперед и бросили на колени перед Артуром. Предводитель лишь взглянул на это горестное зрелище, бросился к королю, поднял его на ноги и, вынув из-за пояса кинжал, разрезал на нем путы. Потом, глядя ему прямо в глаза, Артур сказал:
— Будь я на твоем месте, ты бы меня убил. Станешь ли отпираться?
Фергус знал северное наречие и ответил:
— Не стану отпираться, убил бы.
— Так почему ты позволил привести себя связанным?
Ирландский король вскинул голову и с глазами, полными смирения, ответил:
— Потому что я слышал, будто ты человек справедливый и милостивый, предводитель Артур.
— Ты зовешь меня справедливым и милостивым, о король, и все же пошел на меня войной. Как это может быть?
— Не солгу, я беден. Некогда имя Фергуса Мак Гиллормара звучало громко, но дань, которой обложил мой край бретвальда, вконец нас разорила. Ныне земли мои бедны, зерно не родится, среди скота падеж. Мы умираем с голоду, а дань не уменьшается ни на зернышко. Бальдульф обещал снизить дань, если я пойду с ним. Обещал богатую добычу. — Фергус повесил голову. — Прошу, господин, если не пощадишь меня, то пощади моих воинов, которые всего лишь следовали за своим королем.
Артур потер подбородок, потом сделал мне знак подойти ближе.
— Что скажешь, Бедуир?
— По мне, похоже на выдумку.
— Но может в ней быть какая-то доля правды?
Я на миг задумался.
— Ну, — медленно начал я, — ирландцев не надо долго уговаривать в набег. Они и в лучшие-то времена живут впроголодь.
— Да. Что еще?
— Насчет подати Бальдульфу — похоже на правду. Это многое объясняет.
— Согласен. А что делать с ним? — Артур указал подбородком на ждущего Фергуса.
— Спроси Мирддина. Он твой мудрый советчик.
— Я спрашиваю тебя. Что сделал бы ты, Бедуир?
— Не знаю, Артос. Наверное, убил бы. Пусть алчные язычники знают, что нельзя безнаказанно пойти войной на Британию. Сила — единственное, что они уважают.
Артур положил мне руку на плечо.
— Ответ твой — душа премудрости, брат. Лишь глупец поступит иначе. Но именно так я и сделаю.
— Ты хочешь отпустить его?
— Да.
— Тогда зачем спрашивать, что я думаю? Что это меняет?
— Мне нужно было это услышать, Бедуир, вот и все. Ты изрек суровый закон войны. Но мы применим высший закон.
— Какой это?
— Когда человек просит о жизни, ее надо даровать, даже если для тебя лучше, чтобы этот человек умер.
Он быстро повернулся и велел Фергусу встать на колени. Собравшиеся кимры загудели, гадая, что же решил Артур.
— Клянешься ли, о король, под страхом смерти никогда больше не ходить войной на Британию? Клянешься ли любой клятвой, какую сам изберешь, хранить мне верность и платить подать, доколе жив?
Фергус поднял лицо к Артуру, и я увидел зрелище, которое нечасто встречается в этом мире. Я увидел, как зажглась надежда в обреченном, утратившем право надеяться. Надежду это заронило милосердие. И я, глядя на ирландского короля, понял, что Артур получил верного друга на всю жизнь. Фергус принес клятвы, вручающие его жизнь Артуру, и встал с колен счастливым.
Вопреки всякому разуму Артур накормил пленных и отослал их домой без охраны. Ничто не мешало им вероломно повернуть назад в тот же миг, как мы потеряли их из виду. Многие в нашем лагере роптали на Артура за это решение, но когда Медведя Британии поколебали чужие упреки?
Мы некоторое время отдыхали на зеленом берегу Твида, набирались сил и врачевали раны. Погода стояла солнечная и теплая, долгие северные дни расстилались перед нами золотые и ласковые. Артур ел, пил и распевал песни с кимброгами. Он одарил их за доблесть серебряными кубками, золотыми кольцами и браслетами. Он щедро раздал свою долю, ничего не оставив себе.
И вот как-то раз, поужинав похлебкой из порея, жареным мясом, жестким походным хлебом и сыром, Мирддин Эмрис взял арфу. Весь лагерь собрался на берегу реки, сбившись в кучу так плотно, что нельзя было даже двинуться. Никто не замечал тесноты, так хотелось всем услышать песню Эмриса.
