За высокой белой с позолотой дверью, он быстро отдышался, понеже не был с самого начала уверен получить добро от императрицы, полагая, что она все еще не забыла его увлечение Великой княгиней Елизаветой Алексеевной. Чуть ли не подпрыгивая, он весело промчался через все анфилады дворца к выходу. Запрыгнув в свою карету, он приказал гнать изо всех сил.
Весть о желанном назначении зело обрадовала графа Валериана. Наконец-то его честолюбивые мечты приобретали реальные очертания. Он еще покажет, на что способен род Зубовых! Пусть узнает народ, что не токмо в спальне императрицы, они способны завоевать себе славу!
Генерал-маиор граф Валериан Зубов строил планы в голове, комбинируя и так и эдак. Двадцать тысяч войск — что еще нужно настоящему воину! Он разгромит сначала Персию, потом Турцию. Вот тебе и вожделенный «Греческий прожект» императрицы завершен. И твое имя прославится в веках. А что взамен победителю, опричь всех наград? Конечно же — стать правой рукой наместника императрицы, первым помощником Великого князя Константина Павловича. Мечта править Византией, почти наравне с Великим князем, чрезмерно грело честолюбие молодого генерала. Прекрасное настроение не покидало его вплоть до выхода его с войсками из Петербурга. Сама Екатерина с Платоном приехали его проводить. От таких почестей, правду говоря, Валериану иногда хотелось ущипнуть себя, до того все происходящее казалось не доподлинным. Одно худо: пришлось пожертвовать ногой по пути к таковому успеху… Так ведь жизнь так устроена, что наперед не узнаешь, где найдешь, а где потеряешь. Зато — на героя и слава бежит! Может статься, он станет славнее самого фельдмаршала Суворова.
* * *
Великий князь Константин не раз испытывал терпение своей бабушки-императрицы. Вот уж коли кровь неспокойная, никакое воспитание не в состоянии унять ее. Сей молодой, необычайно вспыльчивый и неуемный юный кавалер, никому не давал покоя. А ведь бабушка не раз объясняла ему значение поговорки «береги честь смолоду, а платье снову». Однажды внук даже осмелился сказать поперек, дескать, у него нет нужды беречь платье.
Последнее время ко всему вздумал преследовать своим вниманием жену брата Александра. Екатерина ведала, что на третий год брака с Великой княгиней Елизаветой, воображение Великого князя Александра Павловича стала занимать редкостная красавица Мария Святополк-Четвертинская.
По всему было видно, Александру жаль свою, покинутую его вниманием, нежную жену Луизу, но сделать с собой он ничего не мог. Посему, Великому князю даже было по душе, что его самый близкий друг, которому он доверял все свои секреты, польский князь, камергер императрицы, Адам Чарторыйский, явно влюбленный в его жену, настойчиво преследовал ее. Пусть себе развлекаются, лишь бы не мешали его связи с Марией Четвертинской. В связи с этим Екатерине ярко припомнились дни, когда то же самое проделывал ее муж, Великий князь Петр Федорович, сводя ее с графом Станиславом Понятовским, дабы ничто и никто ему не мешал встречаться с его полюбовницей Елизаветой Воронцовой. Говорят же, «яблоко от яблони далеко не падает», даже через поколение. Не удивительно ли, что и поклонник Великой княгини, такожде, как Понятовский — поляк! Мистика каковая-то!
Стало быть, и Константин, видя, что брату не до жены, положил воспользоваться оным. Екатерина везде имела глаза и уши, поелику, проведав о сих неправедных устремлениях второго внука, положила, что «volens nolens» — пришло время оженить его. На сей раз императрице приглянулись девицы из семейства герцогов Кобургских. Послать в Кобург она решила одного из воспитателей своих внуков, барона из остзейского дворянского рода, Андрея Яковлевича Будберга. Выбрала она его, понеже ее неуправляемый внук Константин уважал и даже любил своего требовательного и строгого воспитателя. Отправившись в Кобург с богатыми подарками, Будберг весьма удачно провел переговоры и в начале осени девяносто пятого года уговорил герцогиню Кобургскую прибыть в Россию с тремя дочерьми.
Императрица с камер-юнгферой Перекусихиной наблюдали из окна, как юные претендентки в невесты Великого князя выходят из кареты. Первая из них, выходя из нее, запуталась в юбке.
— Ах, неумеха, — изрекла государыня, — не подойдет!
Вторая, не желая, как сестра неприятности с платьем, выходила чрезмерно осторожно, а посему — долго.
— Господи! Капуша! — сказала удрученно Перекусихина.
— Тоже не годится в невесты, — досадливо молвила императрица.
Третья сестра, подобрав аккуратно юбку, выпрыгнула, налету, ловко расправив платье.
— Вот эта подойдет, — резонно заметила Екатерина и направилась встречать сестер.
Константину пришлась по душе та самая, проворная старшая дочь герцогини — Юлианна.
Пока решались все вопросы касательно брака Константина Павловича ему отвели покои брата Александра Павловича в Зимнем дворце. В октябре, герцогиня с двумя дочерьми, распрощавшись с Юлианной и Константином, и, в сопровождении барона Андрея Будберга, вернулась назад.
Обручение Великого князя Константина с Юлианной-Генриеттой-Ульрикой Саксен-Кобург-Заальфельд произошло на следующий год, в самом начале феврале. Приняв православие, принцесса стала зваться Великой княжной Анной Федоровной, с титулом Ее Императорского Высочества. Императрица подписала указ об отпуске Анне Федоровне на расходы по тридцать тысяч в год. В середине февраля юная пятнадцатилетняя Анна и семнадцатилетний Константин были обвенчаны. Высокий, яркий блондин — жених, красоту коего портил едино курносый нос, и белокурая красавица — невеста выглядели весьма привлекательной парой. Екатерина молилась, чтобы ее непредсказуемый внук стал бы хорошим мужем для юной Анны. Но не прошло и месяца, как ей доложили, что Константин ведет себя с женой, как мальчишка: то нежен, то груб, то весел, то мрачен. Однажды, посадив ее в огромную вазу, он стал по ней стрелять, как по мишени. Таковые странные выходки приводили к слезам и жалобам молодой жены своей свекрови — Марии Федоровне. Свекр, Великий князь Павел Петрович, не жаловал ни Анну Федоровну, ни Елизавету Алексеевну, понеже их выбирала для его сыновей императрица, а не он — их отец. Поелику, государыня видела, несмотря на частые ее материнские увещевания внуку, выносить выходки Константина жене его, Анне Федоровне, становилось все труднее.
Екатерина ставила ему в пример старшего брата, но Константин токмо смеялся, указывая на то, что его брат ничем не лучше, понеже тот бегает за каждой юбкой.
* * *
Переодевшись, выйдя из спальни, Екатерина повернула налево к соседней двери и вошла в брильянтовую комнату. Она любила поразмыслить, любуясь на камни. Помнится, князь Потемкин любил отдыхать, рассматривая драгоценные камни. Они успокаивали Светлейшего так же, как музыка. Он садился к столу с ювелирной пилкой, прутком серебра и шкатулкой с камнями. Иногда ей случалось видеть, как князь играл с камнями, пересыпал их из руки в руку, выкладывал из них узоры и рисунки. Она взяла в руки красивую брильянтовую брошь, подаренную ей князем в день рождения их дочери. Полюбовавшись на сияющую красоту, она отложила ее. Пришли мысли о князе Таврическом, о незавершенности их мечтаний, касательно «Греческого прожекта». Ужели она так и не сможет осуществить их план возрождения Византии? Ужели не найдется тот смельчак, коий поможет ей взять Константинополь? Для чего же нет, когда жив фельдмаршал Суворов, генерал-аншеф Николай Репнин! Когда есть таковые смельчаки, как Валериан Зубов, Михаил Кутузов, да и многие другие! Екатерина убеждена, что у нее еще достаточно времени впереди. Французская страшная эпопея закончится, и она, со своей стороны, сделает для оного все возможное. Ее голос звучит теперь в европейском мире весьма внушительно: не одна их пушка не смеет выстрелить без ее на то разрешения. Она сумеет призвать соседственные страны к новой коалиции, понеже обещает послать армию в сто пятьдесят тысяч человек в очаг заразы. Через своих посланников, Екатерина грозно предупреждает, что при малейшей попытке пойти на соглашение с Францией, она закроет свои границы и порвет дипломатические отношения со всей Европой. Она чувствует себя достаточно могущественной, чтобы бросить вызов всем на свете. По крайней мере, никто не мог ей помешать, вместе с уничтожением Польши, решить и курляндский вопрос, понеже Курляндия являлась до той поры владением Польши. Теперь она в составе России, потому как сын покойного Бирона, понимал: чтобы свергнуть его, достаточно токмо одного императорского полка. Все сии территориальные присоединения не обошлись, разумеется, без сложных переговоров с соседственными державами — Пруссией и Австрией. Теперь она имеет все, что она когда-то возжелала, опричь Константинополя. Но, даст Бог ей поболее пожить, она осуществит и оную мечту. По крайней мере, отдыхать она не намерена. Жизнь осуществляла до сих пор все ее желания. Ей кажется, что она не может умереть до тех пор, пока у нее еще есть неисполненные желания. После своих бесчисленных успехов она уверена, что ее мечта о возрождении Византии тоже осуществится.
