Хозяин дома, граф Воронцов паки вставил свое мнение:
— Не таковой уж он и глупец, сей красавчик! Паче того, умеет создавать вид умника. Хотите, услышать его теперешний титул? — испросил Воронцов и, получив разрешение, зачитал:
«Светлейший князь Римской империи, генерал-фельдцехмейстер, над фортификациями генерал-директор, Главнокомандующий флотом Черноморским и Азовским и Воскресенскою легкою конницею и Черноморским казачьим войском генерал — от инфантерии, генерал-адъютант, шеф Кавалергардского корпуса, Екатеринославской, Вознесенской и Таврической губерний генерал-губернатор, член государственной Военной коллегии, почетный благотворитель императорского Воспитательного дома, любитель Академии художеств».
Закончив, Воронцов, отстранив бумагу, подняв брови, вопросительно посмотрел на присутствующих, кои колико мгновений переваривали услышанное. Рассмеялись все почти одновременно, засим принялись язвительно разбирать каждый фрагмент титула Платона Зубова.
Записки императрицы:
Куда-то подевался наш новый задорный пиит Иван Андреевич Крылов. Кого не спрошу, где сей занятный стихотворец, никто не знает где он, и что он. Сказывают, он непомерно растолстел и не любит появляться на людях.
* * *
Платон Зубов, находясь в кабинете императрицы, докладывал:
— Отряд генерал-маиора Ивана Дмитриевича Савельева осадил Дербент с гарнизоном в десять тысяч человек при двадцати восьми орудиях во главе с Ших-али-ханом.
Красуясь пред императрицей, в новом модном камзоле золотистого цвета, поминутно поправляя белоснежный шейный платок, он медленно прохаживался по ее кабинету.
— Каковы же его планы на следующие действия? — испросила императрица. Откинувшись на спинку кресла, в розовато-кремовом шелковом платье, опершись одной рукой о стол, другой играя золотой цепочкой, свисавшей почти до пояса, она слушала его с аттенцией.
Князь Зубов, чуть прервавшись, ответствовал:
— Доденже он о своих последующих планах не сообщал, Ваше Величество. А в настоящее время к Дербенту направляется Каспийский корпус из восьми батальонов пехоты при двадцати орудиях, опричь того — две драгунские бригады и семь казачьих полков.
— Под командованием Валериана Александровича?
— Валериана и Войкса Тарковского Магомед-хана, уцмия Кайрага Рустам-хана и табасаранского Рустем кадия.
Екатерина кивнула:
— Каково их общее число?
— Общее число — около тридцати пяти тысяч человек.
В сей момент, в дверь постучали и Храповицкий доложил о прибытии Завадовского, вернувшегося из Украины намедни. Обрадованная императрица приказала звать его.
Граф Петр Завадовский, при полном параде, излучая радость и благополучие, войдя, глубоко поклонился императрице и князю Зубову. Екатерина, подав ему руку, приветливо испросила:
— Как поездка, Петр Васильевич? Чаю, задалась?
Завадовский, заулыбавшись, паки поклонился:
— Мыслю, задалась, государыня-матушка! — ответствовал он бодро.
Екатерина жестом пригласила его присесть противу себя.
Граф Завадовский, как прилежный студент, присел на край маленького дивана, устремив всю свою аттенцию на императрицу.
Екатерина, взглянув в его радостное, вестимо, от встречи с ней, лицо, спросила:
— Здоровы ли дети, жена?
Завадовский, обернувшись к иконе Спасителя, перекрестившись, молвил:
— Слава Богу, здоровы!
— Рада слышать. Виделись с графом Кириллом Разумовским? Тот кивнул:
— Навестил. Граф, Ваше Величество, перенес свой дом из Киева в Яготин.
Екатерина, переглянувшись с Зубовым, с интересом переспросила:
— Вот как? И как сие ему удалось? Не слыхивала, чтоб дома переносили…
— Он у него деревянный, — пояснил граф. — Как он мне объяснил: по бревнышку разобрали и такожде собрали.
Екатерина пожала плечами:
— Чудеса, да и токмо!
— Да, «tempora mutantur et nos mutamur in illis!» A граф еще тот кудесник! К примеру, в прошлом году он выписал из Испании тонкорунных овец, развел в своем Яготине шелковицу. Теперь он вплотную занят развитием шелководства и совершенствует свою суконную и свечную фабрики в Батурине. Везде насадил пирамидальные тополя. Крестьяне его искренне почитают, понеже принимают его, как хозяина строгого, но справедливого.
Екатерина с аттенцией внимала Петру Васильевичу. Тот, закончив, вопросительно взирал на императрицу. Она, помолчав, полюбопытствовала:
— Не вспоминает Петербург?
— Как же, Ваше Величество! За столом много расспрашивал меня о дворе, о вас, милостивая государыня, и даже передал чрез меня для вас письмо.
С этими словами он вынул из кармана камзола запечатанное сургучем письмо.
Раскрыв его, Екатерина пробежала по нему глазами. Губы дрогнули в улыбке:
— Узнаю стиль разговора графа, он у него заметен даже на письме.
Завадовский радостно согласился:
— Да, Ваше Величество, с ним не можно соскучиться. Славный старик!
Екатерина продолжала смотреть в письмо, и, видимо, кое какие строчки перечитывала.
— Как он выглядит? Изменился? — спросила она, все еще занятая чтением.
— Раздобрел изрядно. Посему у него на сей почве появилась одышка. Опричь того, какие-то болячки на ногах.
Екатерина перестала улыбаться.
— Весьма печально. Видно его постигло то, что и меня последнее время мучает. Что? Много ест?
— Граф говорит, что ест в меру, однако весит изрядно.
Екатерина грустно усмехнулась:
— Знать, не одна я к оному подвержена. Много не ем, а становлюсь все тяжелее. И раны открываются на ногах.
Завадовский соболезнующе вздохнул. Екатерина, помолчав некоторое время, спросила:
— К нам не собирается?
— Нет, Ваше Величество. Сказывает, ему хорошо на своей вотчине.
Понизив голос, чуть пригнувшись, граф добавил: — Да и метресса его, графиня Апраксина, и слышать об отъезде не желает. Там, рядом с ней, все каковой-то моложавый дворянин обретается.
Екатерина с любопытством, взглянув прямо в лицо Завадовскому, сразу же отвела глаза.
— Ну, что сказать: каждому свое, — молвила она, поднимаясь. — Хорошему же человеку везде хорошо, а худому везде худо.
Завадовский и Зубов тут же встали тоже.
— Пойду к себе, — молвила государыня, — надобно написать графу Разумовскому ответное письмо. Благосклонно всем кивнув, Екатерина Алексеевна направилась к дверям.
