— Мыслю: от переживаний. Он тоже не хотел для России Павла.
— А кто его хотел, опричь неотесанного солдафона Аракчеева? — с мрачной иронией переспросил граф Николай.
— Весь город и вся Россия плачет по государыне, — молвил Платон. — А адмирал Шишков так и сказал: «Российское солнце погасло».
— Однако есть и всякие мерзкие пасквили на ее счет, кои распространяются в народе, — заметила Ольга.
Платон вспыхнул:
— Ты о жеребцах и польском карлике?
Николай, сделав гримасу, ответствовал:
— Успокойся, Платон: кто из нормальных людей поверит сему? К тому же, — добавил он со смехом, — уверен, ты едино стоишь двух жеребцов.
Сестры засмеялись. Платон, осердившись, покрутил пальцем у виска. Все замолчали.
Граф Дмитрий, слыша их диалог, усмехнулся:
— Она была поистине солнцем, — заметил он. — Я бы назвал годы ее правления — Золотым веком России!
— Поистине — золотым! — живо поддержала Ольга так, что все удивились, понеже она весьма редко отзывалась о ком-то сердечно.
— А вы слыхивали, что сказал другой известный старик? — обратился ко всем Платон.
— Кто?
— Граф Кирилл Разумовский. На вопрос нашего Завадовского, что бы он хотел передать новому императору, граф ответил: «Скажите ему, что я умер». Каково?
Все Зубовы, кто скептически, кто язвительно, захихикали.
— Да многие хотели бы умереть, токмо бы не видеть оного дерганного заморыша! Чует мое сердце, — не долго ему править, — изразился за всех граф Николай Александрович.
— Может и таковое статься, — заметил Дмитрий. — Сказывают, все Петербургские казармы плакали, когда узнали, что государыня умерла. А они — сила!
Николай, сделав недовольную гримасу, изрек:
— Вот Павел и лютует теперь: заставил солдат русских вернуться к прусской форме, косичкам, пудре и тому подобное! Смешно сказать: требует носить токмо треуголки, а круглые шляпы запретил.
Ольга Александровна фыркнула:
— Ужас! К прусской форме… Потемкин в гробу перевернулся!
— Все потихоньку ненавидят императора, — тихонько молвила одна из сестер.
Ольга Александровна возразила ей:
— Ну как же, все? А Екатерина Нелидова? А опричь нее — Мария Васильевна Шкурина, бывшая фрейлина императрицы? Они Павла всю жизнь обожали и обожают. Бедняга Шкурина мечется, не знает, к каковому берегу пристать.
— Сказывают, не ужилась с Мамоновым и Щербатовой, ушла в монастырь, хочет постричься, но император не позволяет.
— Да-а-амс, что тут скажешь… Говорят и в той обители Шкурина не ужилась, переехала в другую.
* * *
Finis coronat opus. Сорок дней дух Екатерины витал во дворце и столице империи. Внезапно умер граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский, принесший славу России и ей, Великой императрице. Говорили, что государыня заскучала там, на небесах и забрала к себе своего сподвижника. Но все понимали, что граф был весьма хворым долгое время, и пришло его время уйти в мир иной.
Государыня Екатерина Алексеевна снилась подругам, близкому окружению и совершенно посторонним людям, кои, не зная ее лично, глубоко и искренне почитали ее. Она снилась своим внукам и внучкам, их матери — Марии Федоровне, Платону Зубову и всему зубовскому семейству, Александру Суворову, Орловым, Ивану Чернышеву, Екатерине Дашковой, Марии Перекусихиной, Анне Протасовой, Анне и Льву Нарышкиным, Василию Чичагову, Александру Безбородке, Гавриилу Державину, Михаилу Хераскову, Михаилу Щербатову, Федору Ушакову, Василию Баженову, Николаю Львову, Сергею Львову, племянницам князя Потемкина, Софии де Витт, Якову Сиверсу, Якову Булгакову, Василию Попову, Петру Завадовскому, Станиславу Понятовскому, Николаю Архарову, Ивану Васильчикову, Семену Зоричу, Александру Мамонову, Ивану Корсакову и даже Шешковскому, Волконским, Прозоровским, Голицыным, сотням другим, знавшим ее близко, тысячам едва знавшим ее и миллионам никогда не видевшим ее, но любивших свою императрицу за ее добрые дела. Собираясь, люди токмо и говорили, что о своей любимой усопшей государыне. Не снилась она токмо своему сыну, новому императору Павлу Петровичу.
Всех поразило решение императора Павла Первого извлечь прах своего отца из места захоронения в Александро-Невской Лавре, короновать и перезахоронить в Петропавловской крепости вместе с матерью. (Знал бы он, что Екатерина давно венчана с другим человеком)! Хотя всем было известно, что, не венчанный на царство, император Петр Третий сам написал и подписал свое отречение от трона. Что ж: «quod licet Jovi, non licet bovi». По всему было видно, что император Павел Петрович, еще будучи Великим князем, в деталях обдумал, как он проведет похороны матери, так сказать, — поставит ее на место, хотя бы в гробу, рядом с гробом не любимого мужа. Не забыл он и всех тех, кто хоть как-то был причастен к гибели его отца, уволив их от службы и отправив в ссылку в их поместья.
Он затребовал к себе во дворец Алексея Григорьевича Орлова, дабы он лично нес корону отца за гробом Петра Федоровича. Барятинский был отставлен от двора и отослан в свое поместье. И как бы его дочь, Екатерина Долгорукова, не писала, прося за опального отца, ответа не было. Наконец, от императора пришло короткое письмо: «У меня тоже был отец, сударыня».
Пятого декабря оба тела Их Императорских Величеств были перенесены из дворца в Петропавловскую крепость: сначала ввезли гроб Государыни без короны, засим — государя Петра Третьего с короною на крышке гроба.
В теплый зимний день, восемнадцатого декабря, их отпели после обедни и опустили гробы с телами Их Императорских Величеств, в присутствии Государя и всей фамилии, без всякой малейшей церемонии. У всех внучек был поникший, печальный вид. Старший внук упокоившейся императрицы, Александр, стоял в обнимку с плачущей любимой девятилетней сестрой Екатериной. Так, бренное тело Императрицы Екатерины Второй Алексеевны, обрело покой среди императорских гробов, в стенах Петропавловской крепости.
* * *
Прошло много времени. Вырос, возмужал и уже постарел тот самый маленький красивый мальчик Саша Рибопьер, который с детства часто бывал в гостях у самой императрицы. Он оставил свои мемуары о ней. Среди прочего он писал:
«Ах, славное то было время, и как глупо старались время это впоследствии унизить. Каждый чувствовал себя на своем месте. Высшее общество далеко было не то, каким оно сделалось впоследствии. Все крепко держались друг за друга. Нелегко было в общество попасть: нужна была для этого особенная милость Государыни или особенныя личные качества… В былые времена, чтобы принадлежать ко двору, нужно было быть именитого рода, нужно было быть хорошо воспитану и, наконец, иметь состояние. От этого число придворных было крайне ограничено. Кроме первых и вторых чинов, было всего 12 действительных камергеров в чине генерал-майоров и 12 камер-юнкеров в чине бригадиров или статских советников. Они постоянно дежурили при Государыне и Наследнике, составляя их ежедневное общество. Благодаря этому, их хорошо узнавали, оценивали и могли каждаго назначить в гражданские сановники, военачальники: ибо, чтобы быть в числе придворных, никто не покидал того поприща, к которому готовился. Принадлежность ко двору, носить красные каблуки и иметь свободный доступ к Государыне считалось выше всего. Граф Валентин Платонович Мусин-Пушкин уже в чине генерал-аншефа, был крайне польщен, получив камергерский ключ. Граф Александр Андреевич Безбородко, министр и Андреевский кавалер, принял звание гофмейстера (а это токмо второй чин двора) как величайшую милость. Фрейлин было тоже всего 12. Получить шифр Императрицы было блаженством целой семьи…
