* * *
В самом начале марта, Главнокомандующий князь Потемкин у себя в ставке, и императрица Екатерина Алексеевна в Санкт-Петербурге, получили известие о том, что после двух месяцев особливо мучительной болезни скончался император Иосиф Второй, и прусско-австрийский конгресс в Рейхенбахе изменил свою политику в отношении русских интересов. Вестимо, со смертью императора Иосифа Второго, политика страны, бессомненья, поменяется. Сие печальное известие на некоторое время даже выбило государыню из колеи. Она ценила своего верного союзника, такового же, как и она, деятельного реформатора, искренне любящего свою страну. Теперь, когда на Австрийский престол взошел брат Иосифа Второго, Леопольд, с детства не любящий войну, ни для кого не стало удивительным, что он был вынужден, под давлением соседственных стран, заключить мир с Турцией.
Россия осталась одна, окруженная врагами. Екатерина не владела собой от негодования, пеняя на отвратительного выскочку Фридриха-Вильгельма, коий диктовал свои правила всем соседственным странам. Она почитала его за дурака, и, когда Прусский поверенный в делах, Гюттель, почувствовав как-то себя на приеме во дворце дурно, упал, поранив себе лицо, Екатерина не преминула едко пошутить, сказав, что Пруссия сломала себе нос на ступенях русского трона.
Главнокомандующий армиями, князь Григорий Александрович Потемкин, теперь поневоле, должон был ограничиваться обороной взятых крепостей, так как получить подкрепления войсками было неоткуда. Думать о Константинополе теперь не было никакой возможности. Он даже предпринял первые шаги мирных переговоров с турками, однако они никак не хотели договариваться.
Сидя за своим столом, упражняясь с документами, государыня Екатрина Алексеевна горестно говорила:
— Лихорадку, как и Светлейший князь Потемкин, цесарский император Иосиф, вестимо, подхватил на полях брани. Лучше б он сидел у себя во дворце!
— Может статься, — отозвался Александр Храповицкий.
— Князь Таврический, — откликнулся граф Безбородко, — пенял на него, что вместо того, чтоб концентрировать силы, покойный рассредоточивал их на непрочные кордоны по всей длине своих границ.
— Думаешь, из-за оного и были неприятности на фронте?
— Да, Ваше Величество! И поелику их принц Саксен-Кобург Заальфельд не сумел с первого раза взять ни Хотин, ни Белгород.
Безбородко поморщив губы, задумчиво добавил:
— Да-а-а. Сия лихорадка и усугубила его старую болезнь — чахотку. Или напротив — чахотка усугубила лихорадку.
Присутствующий здесь Храповицкий, перекрестившись, молвил:
— Царство Ему Небесное.
— Царство Небесное, — помянула его и Екатерина. — К слову сказать, — сказала она, — адъютант покойного поведал нашему послу, что даже на смертном одре, несмотря на тяжкие страдания, император продолжал заниматься государственными делами до последнего дня, до двадцатого февраля. — Екатерина всхлипнула, и, отвернув лицо, вытянула из рукава носовой платок.
— Жаль, у покойного нет детей. Каков же теперь новый император в Австрии? — спросил Храповицкий.
Екатерина повернулась, не сразу поняв вопрос, поглядела на него покрасневшими глазами.
— Известно каков, — сказала она, после небольшой паузы. — Его младший брат, Леопольд, коий прежде был герцогом Тосканы. Сказывают — он способный и умный правитель. При нем италийская Тоскана расцвела. Но он не любит воевать, мыслю, изрядно труслив, коли так быстро подписал с турками мир.
Она взяла со стола один из конвертов, вынула сложенный лист и зачитала:
— Король Немецкий, Король Венгрии и Чехии, император Священной Римской империи, — она подняла глаза. — Вот ныне, каков его титул.
Храповицкий заметил:
— Габсбурги — древний род, они ведь правят с конца тринадцатого века.
Граф Безбородко добавил:
— Императоры Римской империи правят уже пять сотен лет… Однако, — озабоченно отметил он, — скорее всего, Леопольд, как и Фридрих-Вильгельм, полностью изменит политику в своей стране.
Екатерина, подумав с минуту, возразила:
— Не думаю, что есть на свете второй такой упрямый и неумный король, как сей Фридрих. Буде сей новый Фридрих, хоть как-то похож на своего дядю — «старого лиса», то для нас оное было бы не худо. Нет, весьма жаль, что император Иосиф так рано ушел в мир иной, — сокрушенно попеняла она, паки приложив платок к глазам.
Храповицкий снова перекрестился, молвив:
— Князь Потемкин-Таврический тоже был весьма хорошего мнения о покойном императоре.
— Князь писал мне, что его племянник Франц, сын Леопольда, является Главнокомандующим австрийских сил. Сей племянник обнаружил личное мужество, воюя с турками.
— Я полагал, что командующий у них фельдмаршал Лаудон, — удивился Храповицкий.
Императрица усмехнулась:
— Видимо, они делают оное вместе, поелику и результаты не самые лучшие.
Глядя в окно, она задумчиво заметила:
— Естьли бы Иосиф так сильно не болел перед смертью, он бы уже направил войска во Францию, на защиту своей сестры Антуаннеты. Узреем, как себя соизволит повести Леопольд. Император же Иосиф был человеком своего времени: просвещенный, умный, дипломатичный и… очень красивый, хоть и не в моем вкусе.
Образ императора Священной Римской империи стоял перед Екатериной. Она подумала о том, что всю жизнь ей нравились большие, вернее сказать, богатырского роста мужчины, светловолосые и голубоглазые, похожие на покойного Иосифа Второго. Но после того, как она увидела красоту смуглого, черноволосого, худощавого венесуэльца Миранду, у нее изменился вкус. Скорее всего, сие и явилось причиной того, что она выбрала себе Платона Зубова, не устояв пред его черными глазами и черными же кудрями. Едино, ее беспокоило, что в новом любимце, опричь внешности, было что-то авантьиристическое в характере, как и в Миранде.
* * *
Морские сражения со шведами весной девяностого года начались для императрицы паки несчастливо. В Петербурге слышалась пальба шведских пушек. Приходилось прибегать к крайним мерам. Кто-то подал даже мысль сформировать отряд из караульных солдат, стороживших правительственные здания. Екатерина теряла крепость духа, и дабы не истребить его в себе, прибегала к чтению философских книг. Она находилась в непривычном для нее нервном возбуждении: от крайнего отчаяния переходила к радости и наоборот.
Вскоре императрица паки вызвала главнокомандующего Балтийским флотом Василия Яковлевича Чичагова в столицу. Еще в начале апреля, министр Адмиралтейств — коллегии, Иван Григорьевич Чернышев, предложил на рассмотрение прожект рескрипта, в котором возлагал основную задачу военных действий на сухопутные войска и галерный флот. Вместе с адмиралом Василием Чичаговым, они положили, что корабельный флот должон был прикрывать операции в Финском заливе, и при появлении неприятеля, употребить все тщание и разбить его. Они разумели, что шведский флот нельзя было назвать слабым: он насчитывал более двадцати линейных кораблей, двенадцать фрегатов, тринадцать различных судов под флагом брата короля Густава, храбреца — герцога Зюдермаландского.
