Главнокомандующий положил отправить в Петербург плененного турецкого адмирала Батал-пашу Хусейна, потерявшего в сражении всю артиллерию и обоз. Он намеревался послать вместе с ним, плененного Федором Ушаковым, и адмирала Саид-бея. Оба паши долженствовали стать живым опровержением, враждебных России слухов, о поражениях ее армии и флота, понеже степень ложных сообщений о потерях русских была весьма высока. Потемкин даже был вынужден написать Булгакову, коий в десперации испрашивал о слухах про победы турок:
«Плюйте на ложные разглашения, которые у вас на наш счет делают. Суворов, слава Богу, целехонек. На сухом пути дела не было нигде, турки и смотреть на нас близко не смеют. Как им не наскучит лгать, лучше бы подумали, что естьли бы были с нами дружны, то бы Молдавия была их уже. На море нам Бог помог совершенно разбить флот неприятельский».
Князь Таврический нервничал. Упертые турки, ослепленные обещаниями союзников, не желали мира. Потемкин посылал войска, дабы добить турок. Одако ж и сам терял немало. Жаль было генерал-аншефа Ивана Ивановича Меллера-Закомельского, коий должон был сходу овладеть крепостью Килия, гарнизон которой, по данным разведки, был небольшой. Однако первая попытка оказалась неудачной. Большой урон русским войскам нанесла турецкая флотилия на Дунае. Наша флотилия из-за сильных ветров не успела прийти к началу операции. При попытке занять ретраншемент Килии генерал был смертельно ранен, а все от того, что его отряды предприняли действовать ночью и, прямо сказать, сами чуть ли не перестрелялись. Узнав о ранении генерала, Главнокомандующий направил ему докторов и письмо:
«Милостивый Государь мой Иван Иванович! С чувствительнейшим сожалением уведомился я о полученной Вами ране. Я отправил тот час обоих моих медиков Массота и Лансмана, чтоб всевозможное подать способствование к скорейшему Вашему излечению».
Но спасти генерала не удалось. Войска возглавил генерал-поручик Иван Васильевич Гудович, вскоре получивший генерал-аншефа. Отвезти ключи в Санкт-Петербург, сдавшейся на капитуляцию крепости Килия, князь отправил участника двух русско-турецких войн, генерал-маиора Христофора Ивановича фон Бенкендорфа.
С середины октября до середины ноября были взяты Килия, Тульча, Исакча. На суше все проходило благополучно, но на берегах Дуная находился многочисленный турецкий флот, прикрывавший Измаил со стороны реки. Надобно было добиться и здесь успехов. Но Светлейшему князю не давали покоя мысли о новом фаворите императрицы, коего она постоянно упоминала в письмах. Надобно было с оным что-то предпринять, поелику князь Потемкин замыслил взять крепость Измалил до наступления Нового года и ехать в Санкт-Петербург. Главнокомандующий желал изрядно побить еще турок ко дню коронации императрицы, но они все попрятались и заперлись в крепостях. Он ожидал победных результатов на Кавказе такожде, как и с флота, но страшные штормы, и противные погоды препятствовали новым победам. Князь, на почве всех сих передряг, в оные бессчастные дни сильно занемог, всё закончилось весьма сильною рвотою. Быв слаб несколько дней, он все же должон был оставаться в Бендерах, чтоб чрез отсутствие его не подать мысли полякам и пруссакам, что он со всеми силами удалился с театра военных действий.
* * *
Ноябрьской ночью, к турецкой крепости Измаил подошли две русские гребные флотилии под начальством генерала Осипа де Рибаса, другая — из черноморских казаков, под начальством войскового судьи Головатого. Отряд из шестисот казаков высадились на остров Сулин, как раз супротив крепости, где мыс Чатал, и заложили здесь батарею. Затем, обе флотилии вместе с прибрежной батареей открыли по крепости многочасовой огонь, под прикрытием коего вырыли на острове траншею и насыпали еще две батареи. В ту ночь, огнем с оных батарей и неустанной пальбой с лодок, русские успели истребить около сотни неприятельских лодок, на коих находилось сто двадцать орудий. С суши тоже палили по Измаилу, но было понятно, что турки не сдадут ее по доброй воле.
Погода на Дунае стояла холодная, русской армии паки грозил голод, понеже поставки топлива и провианта шли с большими перебоями. Надобно было решаться на штурм мощной твердыни. Перестроенная к началу войны немецкими и французскими инженерами, снабженная новейшими фортификационными сооружениями, крепость Измаил казалась неприступной. Токмо бесстрашный генерал Осип де Рибас был готов штурмовать ее, три других генерала ссорились промеж собой и медлили. Ни один из них не имел достаточного авторитета в войсках, чтобы повести их на приступ. Михаил Кутузов со своими друзьями-офицерами рассмотрел в подзорную трубу всю крепость. Измаил, построенный на естественном уступе скалы, с одной стороны был защищен полукруглой весьма толстой стеной, глубокими рвами, сообщающимися между собой башнями и редутами, а с другой стороны его защищал Дунай. Крепость была окружена земляным валом, длинною чуть более шести верст, высотой — около четырех саженей. Перед валом был сооружен ров, ширина которого достигала шести саженей, глубина рвов до четырех, в некоторых местах до пяти саженей. Основой же турецкой позиции были семь бастионов крепости. Внутри крепостного обвода находился ряд укреплений и множество каменных зданий, кои тоже можливо было использовать для обороны. Всего на валу и бастионах турки установили до двухсот пятидесяти орудий. Более слабым участком обороны был участок, выходивший к Дунаю. Здесь турки, надеясь на естественную защиту реки, имели в основном укрепления полевого типа с менее сотней пушек. Всего гарнизон крепости насчитывал до тридцати пяти тысяч человек. Однако, в турецкой армии, как правило, до трети численности армии представляли собой части, предназначенные, прежде всего, для выполнения различных работ, их боевая ценность была невелика.
Генералы не решались на решительные действия, понеже солдаты, не обеспеченные зимней одеждой, из-за холодов, бесконечных проливных дождей, промозглой сырости, заболевали и умирали в массовом количестве. Войска, в огромном напряжении, стояли настороже день и ночь, не раздеваясь. В начале декабря, генералы, посовещавшись, положили уходить на зимние квартеры. Получив рапорт генерала Ивана Гудовича об отступлении из-под Измаила, Светлейший саркастически, среди прочего, писал ему:
«…вижу я трактование пространное о действиях на Измаил, но не нахожу тут вредных для неприятеля положений. Канонада по городу, сколько бы она сильна ни была, не может сделать большого вреда. А как Ваше Превосходительство не примечаете, чтоб неприятель в робость приведен был, то я считаю, что сего и приметить невозможно. Конечно, не усмотрели Вы оное в Килии до самой ея сдачи, и я не приметил такожде никакой трусости в Очакове до самого штурма. Теперь остается ожидать благополучного успеха от крайних средств, которых исполнение возложено от меня на господина Генерал-Аншефа и Кавалера Графа Александра Васильевича Суворова-Рымникскаго».
Потемкин, весьма озаботился положением дел. Надобно было, напротив, возобновить наступательные действия на Дунае. Для совершения сего дела, вестимо, на взгляд Главнокомандующего, лучше всего было назначить Суворова, коий и был вызван им в Яссы.
* * *
