После подписания и празднования мирного договора с шведами, государыня Екатерина Алексеевна простудившись, хворала кашлем около трех недель, но, узнав, что адмирал Чичагов в Петербурге, еще не совсем выздоровевшая императрица, пожелала увидеть его. Государыню предупреждали, что адмирал почти не бывал в хороших обществах, и иногда употребляет неприличные выражения и может не угодить ей своим рассказом. Но императрица осталась при своем желании. На следующий день старый моряк, вошел на своих кривоватых ногах в ее кабинет, однако она отметила его прямую осанку. Чичагов трижды склонился в глубоком поклоне Святым образам, засим учинил земной поклон императрице. «Совсем, как граф Суворов», — подумала Екатерина. Она приняла его милостиво, посадила супротив себя, и, желая послушать рассказы о его морских походах, предложила:
— Поведайте мне, Василий Яковлевич, как вам теперь живется, предвидятся ли каковые морские сражения на Балтийском море?
Глухо кашлянув в кулак, адмирал смущенно ответствовал:
— Не думаю, государыня-матушка, что мне доведется еще командовать в сражениях, ибо на Балтике у русского флота соперников не осталось. Одно движение эскадр, выводимых мною в море, настолько внушительно, что никто, мыслю, не решится противодействовать нам.
— Ах, как мне приятно таковое слышать, адмирал!
Старое, побитое морской солью лицо Чичагова порозовело, он, скромно устроившись на краю кресла, стеснялся взглянуть в лицо государыни. Екатерина паки обратилась к нему:
— Расскажите, милостивый Василий Яковлевич, как вы воевали с нашими ненавистными соседями?
Контр-адмирал, немного смутившись, не ложной аттенцией императрицы, скромно изрек:
— Неловко, Ваше Величество, сражения все были тяжелые, кровопролитные…
— Я с удовольствием вас послушаю, любезный Василий Яковлевич, — настаивала Екатерина Алексеевна.
Видя, что надобно говорить, Чичагов, решившись, начал:
— Ах, государыня-матушка, много было с ними сражений! Посудите сами, — и он принялся загибать, плохо сгибающиеся пальцы, — Гогланд — Мост Квиструм — Эланд — Роченсальм — Ревель — Фридрихсгам — Красная горка — Выборг — Роченсальм, все оные географические названия в моей памяти навсегда!
— Ну, расскажите о самых важных сражениях, адмирал!
— Ну, взять прошлый год, Ваше Величество, тринадцатое августа. Шведский флот общим числом сорок девять кораблей под командованием адмирала Карла Эренсверда укрылся на Роченсальмском рейде среди островов. Шведы перегородили единственный доступный для крупных судов пролив Роченсальм, затопив там три судна.
— Вот как! Пожертвовали кораблями?
— Это мелочи, государыня-матушка! — рассказывал, все оживляясь адмирал. — В тот день восемьдесят шесть русских кораблей под командованием вице-адмирала Карла Нассау-Зигена начали атаку с двух сторон. Южный отряд под командованием генерал-майора Ивана Петровича Балле, в течение нескольких часов отвлекал на себя основные силы шведов, в то время, как с севера пробивался флот, командиром коего был наш контр-адмирал Юлий Литта. Корабли вели огонь, а назначенные команды матросов и офицеров прорубали проход.
— Трудно даже вообразить себе, как все оное учинялось…, — уважительно заметила императрица.
Не привыкнув говорить в присутствии императрицы, Чичагов чувствовал себя скованно, но, ободренный ее аттенцией, постепенно увлекся, и, наконец, пришел в такую восторженность, что стал кричать, махать руками и горячиться, как естьли бы разговаривал с товарищем.
— Так вот, — рассказывал он, — через пять часов Роченсальм был расчищен, и русские ворвались на рейд. Сволочные шведы потерпели поражение, потеряв тридцать девять кораблей, в том числе адмиральский, который мы захватили в плен.
— Что же наши потери?
— Мы потеряли два корабля.
— Это ведь не так много?
— Могло быть хуже, государыня, в десять раз!
Императрица удовлетворенно кивнула.
— Напомните мне, кто же отличился в том сражение, адмирал?
Отличился командующий правым авангардом, адмирал Антонио Коронелли.
— Ах, да! Коронелли! И ни одного русского?
Чичагов сделал лицо, дескать — обижаете, государыня-матушка!
— Наши молодцы, все как один герой! — почти вскричал он. — Но сей Антон Коронелли дал им прикурить паче других (адмирал выразился нецензурно и сам того не заметил). Екатерина сделала вид, что не слышала оного.
— Стало быть, — отметила она, — Коронелли, особливо дал прикурить шведам. Каков молодец! Не напрасно мы ему дали орден Святого Владимира с бантом. А вы ведаете, что предки оного крещенного еврея дали денег мореходу Христофору Колумбу, коий сподобился открыть миру Америку?
Чичагов отрицательно мотнул головой:
— Нет, государыня-матушка, не сподобился знать таковое за сим Коронелли. Все знали, что Антон Яковлевич был русским консулом на каком-то греческом острове, кажется, на Родосе, много лет назад. Ведали, что с нашим героем Михаилом Кутузовым был на дипломатическом поприще в Константинополе. А более ничего не знаю, матушка-государыня…
— Стало быть, сей Коронелли дал прикурить шведам. А кто и как отличился в других сражениях?
Чичагов вновь оживился:
— На рейде порта Ревель, Ваше Величество… Тот бой, государыня-матушка, стоил шведам больших жертв: шестьдесят один убитый, около того — раненых и более пяти ста пленных, один корабль попал в наши руки, один потерпел крушение, опричь того, много сброшенных орудий, чтобы сойти с мели. Так их мать их… (последовал крепкий русский мат.) Екатерина паки сделала вид, что не заметила, а Чичагов, все громче и громче повествуя, вообще даже себя не слышал, в таком увлечении он рассказывал, как будто тот рейд паки видел перед собой.
Дабы успокоить его, Екатерина испросила:
— А наши потери?
— Наши потери, всего ничего: лишь восемь убитых и двадцать семь раненых.
— А, главное, результатом сражения стало, — как вы сами ведаете, — крушение их плана разгромить по частям наши силы. Опричь того, их план заменить свои потери нашими захваченными кораблями тоже не удался. Посему, ох, и не сладко было шведскому флоту!
Описав решительную битву и дойдя до того, когда неприятельский флот обратился в полное бегство, адмирал совершенно забылся, соскочил со своего места, ругая трусов-шведов, пробежал мимо императрицы, вокруг стола, причем употреблял таковые слова, кои не можно услышать окроме, как в толпе черного народа. «Мы их… я их…» — кричал адмирал. В какой-то момент, адмирал опомнился, и в ужасе повалился перед императрицей…
— Виноват, матушка, Ваше Императорское Величество…
— Ничего, — как ни в чем ни бывало сказала императрица, не дав заметить ему, что поняла непристойные выражения, — ничего, Василий Яковлевич, продолжайте: я ваших морских терминов не разумею.
