Сразу после решения военного совета брать Измаил штурмом, Суворов, сев на тощую, как и он сам, лошадь, в простой солдатской одежде, объехал крепость по всему периметру и определил, что Измаил есть крепость без слабых мест. Паки, не медля, он начал активную подготовку, коя была проведена в чрезвычайно короткие сроки — за неделю. Девиз Суворова — «больше поту, меньше крови» работал с полной отдачей: под его руководством, солдаты день и ночь тренировались взбираться на стены, преодолевать крепостные сооружения, для чего был построен специальный городок, воспроизводивший участки крепостной стены. Для штурма, Суворов перестроил артиллерийские батареи, приказал готовить осадные материалы — сколачивать лестницы и вязать фашины для забрасывания рвов. Солдаты резали на топливо камыш, заготовляли штурмовые лестницы, вязали фашины. Было улучшено снаряжение и питание войск. Поколику Суворов имел огромный опыт интендантской службы, злоупотреблений с поставкой не было. Гонцы и курьеры ежедневно мчались то в Бендеры к Светлейшему князю, то в Галац с приказаниями: выслать провизию, не задерживать с подвозкой оружия и прочим инвентарем для штурма. Словом, скучный еле живой лагерь невозможно было узнать. Больные от хорошего питания стали выздоравливать, слабые крепли и набирались сил. Всем хотелось показать себя знаменитому полководцу, услышать его приветливый разговор и солдатскую смешную шутку. Суворов часто объезжал полки и разговаривал с солдатами, не скрывая, что затевается трудное дело. Обращаясь к ним, он напоминал:
— Валы Измаила высоки, рвы глубоки, а все-таки нам надо его взять: такова воля матушки-государыни, коя печется о славе нашего Отечества.
— С тобой, наш отец, как не взять-то? Возьмем, не устоять турку! Хоть он совсем в землю зароется — вытащим его на свет Божий!
Екатерина, ежедневно и еженощно молящаяся за победные действия своей армии, с нетерпением ожидающая очередные новости с театра военных действий, наконец, через месяц получила оные. Их привез от Светлейшего князя Таврического, его новый адъютант Армфельд, финн, бежавший от преследования Шведского короля. Императрица пожаловала его в премиер-маиоры. В тот же вечер, она паки отписала письмо Светлейшему, старась ничего не упустить:
«Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. По двадцати девяти дневном ожидании от тебя курьера, наконец, привезены ко мне твои письмы из Бендер от 16 октября. Адъютанта твоего Армфельда я пожаловала в премьер-майоры и дала ему перстень и пятьсот червонных, а в Швецию он ехать не хочет.
Простудясь, я в мирное торжество и получив кашель, оный обратился в лихорадку, сия прошла, как все мои болезни, сильным поносом. Но сей оставил мне ветряные колики, кои меня держат, без мала, три недели почти всякий день несколько часов. Когда сих пакостных болей нет, тогда хожу и езжу, однако слабости чувствую, но ничего не принимаю, опасаясь умножить болезни.
О кавказском сражении усмотрела из твоих писем с удовольствием во ожидании подробной реляции. Приезд сюда Батал-паши и Адмирала будет сильное доказательство ненавидящим нас, что несмотря на их планы и коварства, турки поражены повсюду. О смерти Ивана Ивановича Меллера-Закомельского весьма жалею. Увидим, когда флотилья подойдет, каков будет успех под Килиею. Дай Боже, чтоб потеря была в людях как возможно менее.
Что турки везде запираются в крепостях, сие доказывает, что в поле держаться не могут противу наших войск, а ищут нас остановить противу стен. С удовольствием вижу, что ты обрадовался, как дачею, так и перстню.
О польских делах тебе скажу, что деньги на оные я приказала ассигновать до пятидесяти тысяч червонных, из которых Булгаков тебе возвратит те двадцать тысяч червонных, кои ты ему дозволил употребить из ассигнованных тебе сумм. Барон Судерланд пошлет с курьером в Варшаву вексель сей. Чтоб умы польские обращать на путь нами желаемый, о сем Булгаков имеет от меня за моим подписанием довольные предписания. На сеймиках же ему самому действовать не должно и нельзя, а посредством приятелей наших, что ему также предписано. Ничего бы не стоило обещать Польше гарантию на ее владения, естьли бы то было удобно на нынешнее время. Но они сами торжественным актом отвергли всякое ручательство. Воли учреждать внутренние дела я от них, конечно, не отнимаю, но в нынешнем положении все подобные обнадеживания инако давать нельзя, как в разговорах Министра Нашего с нашими друзьями, и внушая им, что когда нации часть хотя образумится и станет желать ручательства и прочее, тогда могут получить подтверждения оного. Равно и о связи с нами он им может внушать, что естьли они, видя в какую беду их ведет союз с Королем Прусским, предпочтут сей пагубе наш союз и захотят с нами заключить союз, мы не удалены от оного, как и прежде готовы были с разными для них выгодами и пользою. Кажется, что обещаниями таковыми, не точно определенными, избежим о Молдавии противуречия, в котором мы бы нашлись пред всей Европой, обещав возвратить все завоевания Порте, удержав только границу нашу по реке Днестр. При всех действиях наших в Польше, хотя и не открытых, надлежит нам остерегаться паче не дать орудия врагам нашим, чтоб не могли нас предъявить свету, яко начинателей новой войны и наступателей, дабы Англия в деятельность и пособие Королю Прусскому не вступала, в Балтику кораблей не прислала, да и другие державы от нас не отвратились, и самый наш союзник не взял повод уклониться от соучастия. Что касается до хлеба польского, то, по последним известям варшавским, хотели на Сейме зделать Конституцию и разрешить его выпуск. И так, кажется, что на сей раз все наши действия в Польше должны к тому стремиться, чтоб составить, ежели можно, сильную партию, посредством которой не допустить до вреднейших для нас перемен и новостей, и восстановить тако связи с нею, обоим нам полезные и безопасные. А между тем обратить все силы и внимание и старание достать мир с турками, без которого не можно отважиться ни на какие предприятия. Но о сем мире с турками я скажу, что ежели Селиму нужны по его молодости дядьки и опекуны, а сам не умеет кончить свои дела и для того избрал себе пруссаков, агличан и голландцев, дабы они более еще интригами завязали его дела, то я не в равном с ним положении, и с седой головой не отдамся им в опеку. Королю Прусскому теперь хочется присоединить себе Польшу и старается быть избран преемником той короны, а чтоб я на сие согласилась, охотно бы склонился на раздробление Селимовой посессии, хотя с ним недавно заключил союз и обещал ему Крым возвратить из наших рук. Но ему Польшу, а туркам Крым не видать, я на Бога надеюсь, как ушей своих. А слабые турки одни обмануты союзником, и продержит их в войне, как возможно долее. Король Шведский был в подобном положении, но вскоре, видя свое неизбежное разорение, взялся за ум и заключил свой мир безпосредственный с нами. Естьли рассудишь за полезно, сообщи мое рассуждение туркам и вели визирю сказать, что тому дивимся, что за визирь ныне у них, который ни на что не уполномочен, окроме того, что пруссаки, агличане и голландцы ему предписывают, будто это все равно — иметь дело с интригами всей Европы, либо разобраться с ними запросто. Русская есть пословица: «Много поваров кашу испортят», да другая «У семера нянь дитя без глаза».
