Книга Екатерина Великая. Завершение Золотого века, страница 30. Автор книги София Волгина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Екатерина Великая. Завершение Золотого века»

Cтраница 30

Двадцать пять тысяч защитников Измаила пали мертвыми, еще две тысячи умерли на следующий день, девять тысяч попали в плен. Было захвачено двести сорок пять орудий, три тысячи пудов пороха, сорок два судна. Русские потеряли убитыми и ранеными около десяти тысяч человек. Так была завоевана одна из главных крепостей Оттоманской империи. В один день погибло почти две трети двух армий. Сразу после того, как Измаил был взят, Суворов написал Потемкину:

«Нет крепчей крепости, ни отчаяннее обороны, как Измаил, падший пред Высочайшим троном Ея Императорского Величества кровопролитным штурмом! Нижайше поздравляю Вашу Светлость».

В тот же день командующий армией генерал-аншеф Суворов рапортовал Потемкину:

«Генерал-маиор и кавалер Голенищев-Кутузов показал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, влез на вал, овладел бастионом, и когда превосходный неприятель принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов».

Получив известие о взятии Измаила, Потемкин, вне себя от радости, чуть ли не потерявший самообладание, приказал салютовать из пушек. Он собирался сам приехать в захваченную крепость, но, от сильного волнения, занемог и слег. Вместо себя, он отправил своего советника, бригадира Василия Степановича Попова. Первая мысль после радостного известия явила ему надежду, что грандиозное поражение турок подтолкнет Порту к скорому заключению мира на самых выгодных для России условиях.

Между тем, в Константинополе началась настоящая паника. До их столицы оставалось всего ничего: достаточно было форсировать Дунай и уже ничто не могло остановить русские войска до самого сердца Турции. Султан Селим Третий во всем обвинил Великого визиря Шарифа-Хассана-пашу. Его голову выставили у ворот султанского дворца.

* * *

Отведя войска в Галац, и, оставив комендантом Измаила генерала Михаила Илларионовича Кутузова, Александр Васильевич Суворов, через неделю после штурма, поехал в Яссы. Главнокомандующий князь Григорий Александрович Потемкин приготовил покорителю Измаила торжественную встречу у себя во дворце. Но Суворов приехал инкогнито, въехав на двуколке с обратной стороны дворца, и сразу отправился к потемкинской резиденции. При встрече у входа во дворец, они расцеловались.

Радостный и довольный встрече, князь Григорий Потемкин, низко поклонившись генерал-аншефу Суворову, испросил:

— Чем мне наградить заслуги ваши, граф Александр Васильевич?

Суворов, понимая значимость победы и преисполненный, вдруг нахлынувшей самолюбивой гордости за свои неоценимые заслуги, неожиданно, даже для себя, ответствовал:

— Ничем, князь! Я не купец и не торговаться к вам приехал. Окроме Бога и государыни, никто меня наградить не может.

Намек, на то, что Главнокомандующий в его глазах ничего не значит, Потемкин прекрасно понял. Суворов, опомнившись, прикусил язык, да уж поздно было.

Потемкин, изменившись в лице, круто повернулся и, направившись к дверям дворца, вошел в залу. Войдя следом, Суворов подал ему строевой рапорт. Оба походили по залу, не глядя друг на друга и, не сказав более и слова, едва раскланявшись: князь Потемкин с лицом-маской, граф Суворов с выражением некоей насмешливости, разошлись. Сие, вестимо, означало разрыв с всесильным вельможей, с коим несколько минут назад они расцеловались, а, следовательно, разрыв и с императрицей.

Генерал-аншеф Александр Суворов, бессомненья, мечтавший о независимости от Светлейшего князя Потемкина, понял, какую шутку он выкинул, на сей раз, сам себе: разорвав теплые отношения с князем Таврическим, он автоматически терял покровительство самой императрицы, понеже она не любила, когда оскорбляли ее фаворита. Результат своей выходки Суворов прочувствовал довольно скоро: за Измаил он ждал от императрицы фельдмаршальского жезла или, по меньшей мере, звания генерал-адъютанта, но получил лишь звание подполковника Преображенского полка. И, хотя полковником оного полка, была сама императрица, для себя новое звание Суворов посчитал постыдным, ибо среди десятка других подполковников было немало персон, не имеющих никаких других заслуг, опричь долгой службы или особливого расположения императрицы. Он понял, как все еще необыкновенно силен князь Потемкин, хотя знал, что у Екатерины появился другой фаворит, соперник князю, молодой и красивый Платон Зубов. Приверженцы Зубова уже долгое время неназойливо обхаживали Суворова, нашептывали, что Потемкин потерял свое влияние на государыню, и другие люди теперь в фаворе, кои смогут по заслугам вознаградить завоевания генерал-аншефа. Опричь того, родной брат Зубова, Николай, подступал к генералу с предложением жениться на его дочери. Отнюдь не неискушенный интригами, Суворов поддался их влиянию, поелику и выпалил князю необдуманные слова.

* * *

Отпраздновали день рождения Великого князя Александра Павловича, коий был бальзамом на сердце императрицы, понеже она видела, как ее любимый внук счастлив среди общего веселья в честь него. Прошли и пышные новогодние праздники, кои по многим причинам не совсем радовали императрицу, но весьма развлекали ее любимца Платона и всех ее внуков, кои и заряжали ее хорошим настроением. Александр и Константин вырастали в рослых и приятных собой вьюношей. Особливо ее воодушевлял, конечно, стройный и красивый старший внук, наведывающий свою бабушку в любое время дня. Сегодни, он явился после урока с Лагарпом. Екатерина любовно оглядела его. Пригладила ему русые с легкой рыжиной волосы, поцеловала в затылок:

— Хорош ты у меня, Александр Павлович, будущий Русский император! В свои тринадцать лет, ты хоть куда: хоть на трон, хоть в армию генералом!

Внук, целуя ее руки, смеялся и ответствовал:

— Слышу слова любящей мамушки, а на самом деле, не дорос еще я ни до чего. — Он покосил веселые глаза на государыню. — Да и не перейду же я дорогу Великому князю, отцу своему.

Екатерина приложила палец к губам своим:

— Сие — как Бог укажет! Никто ничего на сем свете не знает, что будет завтра. А ты учись всему, чему токмо возможно. Вспомни своего Великого прадеда.

— Петра Великого?

— Его самого. Видишь, какой памятник ему установила твоя бабушка?

— А я тебе еще лучше установлю, — сказал внук, с искренним пылом, глядя ей в глаза.

Императрица мягко улыбнулась, обняла его. Ведала она весьма хорошо, что внук ее любимый, искренен токмо с ней и более ни с кем, понеже крепко и нежно любил ее.

— Не так моя слава меня волнует, как твоя, милый мой Саша. Ты — мое наследство для России. Коли будешь следовать праведными путями, станешь таковым. Поелику и ставлю тебе в пример Петра Великого.

— А дед, Петр Третий, твой муж?

Екатерина взглянула на него своим светлым проницательным взглядом, тем самым, который цесаревич любил больше всего: он говорил о том, что разговор будет сугубо конфиденциальным, токмо между ними двоими.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация