Императрица Екатерина Алексеевна, в богатом русском, терракотового цвета, платье с длинными широкими рукавами, с сияющей диадемой на голове, к счастью, почему-то без графа Зубова, сразу оказалась под балдахином, укрывавшем ее от дождя. Князь опустился на колени перед государыней. Она наградила его ласковым взглядом и подняла его, он взял ее руку. Светлейший князь выглядел нарядным и мужественно неотразимым в красном фраке и наброшенном на плечи черном с золотом и бриллиантами плаще. Пройдя промеж двух рядов, пышно одетых лакеев, они оказались в вестибюле, чрез который Потемкин и Екатерина, прошли под музыку духового оркестра. Как в поднебесье, звучал многоголосый хор, исполнявший полонез на оду «Гром победы», написанную Державиным, положенный на музыку композитором Козловским. Екатерине он зело нравился, и она про себя положила, чтобы впредь сей «Гром» звучал на важных церемониях. Она и Григорий Потемкин проследовали в огромный, овальной формы, колонный зал. Их выход объявил церемониймейстер и сразу же три тысячи знатных гостей приветствовали их глубоким поклоном. Среди прочих, Екатерина увидела всех своих вельмож, промеж коих выделялись, склоненная длинная фигура пиита Державина, разряженные Барятинский, Чернышев, оба Нарышкина, Безбородко и даже Дашкова, в прекрасном бело-голубом платье. В глаза бросились некоторые блестящие красавицы, особливо гречанка София де Витт. Екатерина ни разу не оглянулась на следующих за ними Великого князя с женой и сыновьями — настолько она была занята, представшей пред ней, картиной. И было, отчего не оторвать глаз: в центре зимнего сада был воздвигнут род жертвенника из восьми тонких колонн. Посредине его, на подножии из красного мрамора, стояла сама Екатерина в образе божества в длинном римском одеянии, высеченная из белого мрамора в полный ее рост. Вестимо, сие впечатляло! Князь, желая видеть реакцию Екатерины, не спускал с нее глаз. Она, проходя мимо скульптуры, милостиво улыбнулась своему фавориту. Не останавливаясь, они, легко скользя по полу, инкрустированному редкими породами дерева, прошли мимо огромных мраморных ваз. С потолка свисали люстры черного хрусталя, как шепнул ей Светлейший князь, некогда приобретенные у герцогини Кингстон. Пятьдесят шесть люстр давали толико света, что сам зал казался ярко золотисто-красного цвета. Князь Таврический подвел императрицу к покрытому персидскими коврами трону под шелковым балдахином в левой части зала, и, усадив ее, сам расположился по правую руку.
Екатерина заметила про себя, что она не видела здесь прежде огромные мраморные вазы, как и свисающие с потолка люстры черного хрусталя. Гости, разбившиеся на маленькие и большие кружки, восхищенные красотой и богатством убранства дворца, с интересом рассматривавшие все детали помещения, обменивались промеж собой восторгами по оному поводу. Императрица, поблагодарив князя, обратила всю свою аттенцию на открывшийся перед ней, за балконными окнами, огромный иллюминированный зимний сад. Как поведал Светлейший князь, он был самым большим в Европе — площадь его равнялась площади дворца. Стеклянные своды поддерживали колонны в виде пальм со скрытыми в них трубами с горячей водой. Шедевр его любимого садовника, Уильяма Гульда, являл собой джунгли из экзотических растений, цветов, гиацинтов и нарциссов, миртов и апельсиновых деревьев. В стеклянных гроздьях винограда и фруктах прятались светильники. Высокий потолок был расписан прозрачными небесами. Но пуще всего императрицу поразила то, что через залитый светом, колонный зал, она могла видеть зимний сад и далее, через его стеклянные стены, простирающийся до самой Невы, парк с беседками и мраморными фигурами вдалеке. Весь дворец во многом демонстрировал греческие мотивы: о том говорили и колонны, и пальмы и виноградные лозы и много других деталей. Григорий Александрович, явно желал напомнить своей государыне, что их совместная мечта, «Греческий прожект», не забыт.
Нет, такой метаморфозы она не ожидала! Дворец, творение его любимого архитектора, был, конечно, прекрасен, но толико перемен за короткий срок она не ожидала. Наконец, Ея Величество обрела дар речи:
— Как же ваши джунгли не мерзнут, Светлейший князь?
Потемкин, взглянув в сторону сада, ответил довольным тоном:
— Для поддержания нужной температуры, государыня-матушка, за теми зеркальными стенами (он показал глазами), находятся специальные печи, откуда в трубах нагревается вода.
Удивленная императрица, качнула головой, при этом, сиянье диадемы, озарив ее лицо, слегка ослепило князя. Екатерина с недоверчивой иронией молвила:
— Очень разумно придумано, ужель у нас еще один Иван Кулибин объявился?
Потемкин насмешливо заметил:
— У нас, Ваше Величество, как известно, голь на выдумку горазда. Да и Кулибиных на Руси, чай, через одного найти можливо.
— Сие так, князь Григорий Александрович! И, зрю, твой любимый Старов постарался так, что сей зал, на нынешний день, самый огромный во всем мире, люди в нем просто теряются. Колико человек, князюшка, приглашено?
— Пред вашими прекрасными очами, три тысячи, государыня.
Императрица повела бровью:
— Знатно! Вот это, однако, размах у вас, Светлейший князь!
Екатерина понимала, что вся оная красота стоит бешенных денег, взятых, вестимо, из казны, но с другой стороны: пусть мир знает, как богаты Российские вельможи.
— Это ли размах, государыня! Для вас играют музыку триста музыкантов, а танцуют лучшие молодые, благороднейшие и знатнейшие дворяне.
Екатерина еще не насмотрелась на красоты зала, как из «тропического леса», по знаку Светлейшего, появились двадцать четыре красивые девицы в греческих костюмах и толико же кавалеров в гишпанском наряде, танцующие кадриль. В первой паре танцовал Великий князь Александр Павлович, во второй — Константин Павлович. Стройные, не по годам, высокие, довольно упитанные фигуры подростков — Великих князей, необычайно подчеркивали гишпанские костюмы. Юный внук государыни, Александр, вел красавицу Екатерину Протасову, племянницу фрейлины Анны Протасовой. Они протанцовали несколько танцев. Государыня Екатерина Алексеевна не сводила с них восхищенных глаз.
— Ну, как вам, государыня-матушка? — вопрошал довольный Потемкин.
— Не можно вообразить себе, — воскликнула Екатерина, — ничего более великолепного! И кто поставил оную красоту? — и тут же сама ответила, — разумеется, наш блестящий первый танцор Шарль Ле Пик!
— Разумеется! — ответствовал, почтительно склонившись, князь. — Как изволите видеть, государыня-матушка, сей француз просто волшебник танцовального мастерства.
* * *
На грандиозном празднике, устроенном Светлейшим, присутствовали высшие чины двора, дипломатический корпус, генералитет. Все весьма быстро заметили, что не было никого из Зубовых. Фаворит государыни сказался хворым. Вот оно! Сей молодец ревновал князя к государыне Екатерине Алексеевне и не хотел видеть соперника во время его триумфа. И сей факт весьма грел душу Светлейшего князя. Он не отходил от императрицы, буквально исторгая из себя всю ту любезность, на кою был способен токмо он один. Вестимо, улыбка не сходила и с лица императрицы.
