— Извольте граф, прекратить подобные нападки на моего верного друга, князя Таврического!
Посрамленному герою Чесмы ниего не оставалось, как виновато склониться пред императрицей.
Сии, донесенные ему слова императрицы, вестимо, явились бальзамом для сердца Светлейшего князя. Однако происки графа Орлова его изрядно раздражали, поелику, выведенный из себя, князь отписал императрице все, что думал о нем, промеж прочего изразившись так:
«Старый ненавистник, так и хочется его прихлопнуть одним метким ударом. Занимался бы своими лошадьми и молчал бы, а то не равен час, могу и сорваться».
На что, он получил спокойный и вразумительный ответ:
«Друг мой, его появление не может повлиять на наши отношения, хотя бы потому, что мои отношения к тебе совсем иного рода, нежели отношения с ним. Он всего лишь брат покойного Григория Григорьевича. А ты — родной мне человек. У нас с тобой есть Елизавета. Чаю, ты оного не забыл. Ей, промежду прочим ужо вскорости, шестнадцать. Пора присматривать ей жениха».
«Как же! Иногда вспоминаю», — подумал Светлейший. Однако немало удивился, что ужо и замуж пора. Так, глядишь, и до внуков можливо дожить.
* * *
Утром, двадцать восьмого августа, между мысом Тендра и Хаджибеем, турецкий флот, стоящий на якоре, под командованием молодого Капудан-паши Хуссейна, вместе с опытным адмиралом Саид-беем, жаждавших реванша, после июльского поражения в Керченском сражении, вдруг обнаружил российский флот, идущий тремя колоннами на всех парусах. Турецкая эскадра состояла из четырнадцати линейных кораблей, восьми фрегатов и нескольких мелких судов. Русских кораблей, фрегатов и судов, идущих под командованием адмирала Ушакова, было соответственно вдвое меньше. Несмотря на превосходство в силах, турки стали спешно рубить канаты и в беспорядке отходить к Дунаю. Адмирал дал приказ приготовиться к сражению. Турецкие корабли, наполнив паруса, удалились уже на значительное расстояние, когда заметили опасность, нависшую над их арьергардом. Хасан-паша вернулся и принялся выстраивать корабли в боевую линию.
Используя, оправдавшее себя в Керченском проливе, изменение в боевом порядке, Ушаков вывел из линии три фрегата — «Иоанн Воинственник», «Иероним» и «Покров Богородицы» — для обеспечения маневренного резерва на случай перемены ветра и возможной атаки неприятеля с двух сторон.
Тактика действий Ушакова имела активный наступательный характер. Подойдя к противнику на расстоянии картечного выстрела, Ушаков принудил их к бою, решительно атаковав их. Помимо умелого сосредоточения сил на направлении главного удара и взаимной поддержки, адмирал Ушаков умело использовал фактор внезапности. Русские со всей силой обрушились на передовую часть турецкого флота. Флагманский корабль Ушакова «Рождество Христово» вел бой сразу с тремя кораблями, заставив их выйти из линии. К пяти часам вечера вся турецкая линия была разбита. Турецкие корабли быстро и дружно отступали, Ушаков преследовал их, пока темнота и усиливавшийся ветер не вынудили прекратить погоню.
Проснувшись ранним утром следующего утра, русские обнаружили себя рядом с турецкой эскадрой. Турки, знать, тоже растерялись от таковой близости. Фрегат же капитана Михаила Нелединского «Амвросий Медиоланский» и вовсе находился посреди вражеского флота, но, понеже флаги еще не были подняты, то турки приняли его за своего. Увидев рядом русский флот, запаниковав, Хасан-паша отдал приказ уводить свои корабли в открытое море, хитроумный капитан Нелединский, намеренно отставал, не поднимая флага. Он шел за ними, и, дождавшись безопасного момента, поднял Андреевский флаг. Турецкий флот рассеялся в разные стороны, однако адмирал Ушаков послал Гавриила Голенкина в погоню за отставшим, поврежденным накануне флагманским кораблями «Капудания» Саид-бея и «Мелики-Бахри». Командир последнего — Кара-Али был убит ядром и корабль сдался. Корабль Саид-бея был окружен, но тот продолжал храбро сражаться, и отдал приказ спустить флаг токмо после того, как были сбиты все мачты. Русские моряки смело вступили на горящий корабль, успели спустить на шлюпки турецких офицеров и Саид бея, после чего огромный корабль вместе с оставшимся экипажем и казной флота, у всех на глазах, фейерверком взлетел на воздух, вызвав крики «Ура!» с русской стороны.
«Вот вам возмездие за ваше коварство и кровожадность!» — думали русские моряки вместе со своим адмиралом. Усиливающийся ветер, не дал русским преследовать далее врага, и адмирал дал команду соединиться с Лиманской эскадрой. После двухдневного сражения, турки потерпели сокрушительное поражение, потеряв несколько кораблей. На пути к Босфору из-за повреждений затонули ещё один 74-пушечный корабль и колико мелких судов.
Приказом главнокомандующего Светлейшего князя Григория Потёмкина Черноморскому адмиралтейскому правлению было объявлено:
«Знаменитая победа, одержанная Черноморским Её Императорского Величества флотом под предводительством контр-адмирала Ушакова в 29 день минувшего августа над флотом турецким, который совершенно разбит, служит к особливой чести и славе флота Черноморского. Да впишется сие достопамятное происшествие в журналы Черноморского адмиралтейского правления ко всегдашнему воспоминанию храбрых флота Черноморского подвигов».
Главнокомандующий представил контр-адмирала Фёдора Фёдоровича Ушакова к ордену Святого Георгия 2-ой степени. Опричь него были награждены капитан генерал-майорского ранга Гавриил Кузьмич Голенкин — орденом Святого Георгия 3-ей степени, капитан 1-го ранга, грек Николай Петрович Куманин — орденом Святого Владимира 2-ой степени, а такожде золотой шпагой с надписью «За храбрость». Еще десять офицеров разного ранга были награждены орденами Святого Георгия и Святого Владимира различной степени.
Записки императрицы:
Александр Луис Ланжерон отличился под Мичаном. Велю ему отправиться в Австрийскую армию, сражаться против французских республиканцев.
* * *
Великий визирь Юсуф-паша, естественно, не собирался ждать у моря погоды в восемь месяцев перемирия. Поднапрягшись, он паки секретно собрал за Дунаем, пуще прежней, сильную новую армию, теперь в сто пятьдесят тысяч человек.
Едва князь Потемкин приехать в армию, как переговоры продолжились. Появились важные лица от визиря: драгоман, то бишь — толмач, грек по происхождению — Антон Каподистрия и адъютант Бинчауш, дабы поздравить его с благополучным возвращением. Турки уважали и ценили положение и влияние князя Потемкина. Яков Булгаков еще шесть лет назад писал Светлейшему из Константинополя о том, что они почитают его русским верховным визирем.
Посланник великого визиря, имея в виду турецкую силу в сто пятьдесят тысяч человек, начал переговоры с испытания решимости Потемкина: он спросил, не может ли Турция оставить за собой Днестр. Князь сразу же резко прекратил конференцию и на глазах растерявшейся турецкой делегации, демонстративно вышел из помещения. На следующий день визирь принес свои извинения и предложил казнить своего посланника. Потемкин потребовал независимости для Молдавии, права России утверждать господарей Валахии и уступки Анапы. Светлейший князь Потемкин не стеснялся повышать ставки, провоцируя турок на продолжение войны. Он положил так: не захотят мира, что ж, русские будут и дальше громить их и завоюют еще более турецких земель, дабы совершенно устрашить их. Сам же князь, чувствуя себя совершенно занемогшим, в начале августа, отправился к армии в Галац. Не успел он прибыть туда, как вдруг получил печальное известие о смерти от тяжелой формы лихорадки своего весьма уважаемого генерала, принца Карла Александра Вюртембергского, родного брата Великой княгини Марии Федоровны. Главнокомандующий армии устроил генералу достойные похороны. В нестерпимую августовскую жару, Светлейший князь Григорий Потемкин шел к церкви в траурной процессии вместе со всеми. Он стоял возле гроба до конца, затем, испытывая сильнейшую жажду, потребовал холодной воды, засим вышел из церкви. По обыкновению, все расступились перед ним. Потемкин сильно скорбел, и, быв крайне опечаленым и задумчивым, он, сойдя с паперти, вместо кареты, подошел к погребальному катафалку. Придя в себя, он отшатнулся от него и, смертельно бледный, пошатывающийся, нетверым шагом направился к своей карете.