— А что ж хорошего в холостяцкой жизни? Сын мой умер, жена умерла, как и у покойного брата, Григория. Не дал нам Господь законных сыновей. Зато у меня есть доченька, Анна Алексеевна.
Безбородко добродушно улыбнулся:
— У меня, холостяка, тоже дочка имеется, да слыхивал и у тебя, Федор, детей хватает.
— Так ведь бастарды, стало быть, не законнорожденные, — заметил граф Федор Григорьевич. Безбородко паки хитро улыбнулся:
— А мы их, с Божьей помощью и помощью государыни, узаконим, передадим им наследство.
— Под другой фамилией! — воскликнул Алексей Григорьевич. — Нет уж! Моими орловскими лошадьми, будут владеть токмо Орловы, мои законные потомки! Хотя есть у меня сын, но внебрачный. Хороший дитятко.…
Безбородко, покрутив головой, молвил с задором:
— Да-а-а-а, — промеж нас, токмо у Петра Васильевича нет внебрачных детей.
Граф Безбородко, оглянувшись на дверь, понизил тон:
— Ему было некогда ими обзавестись: десять лет его мысли были направлены токмо на государыню.
Друзья укорительно заулыбались. Граф Федор заметил:
— Слава Богу, теперь, зрю, все забыто. С такою-то красавицей женой, к тому же весьма молодой.
Завадовский, молча, обаятельно улыбался, играя бахромой от скатерти. Видя, что материя разговора себя исчерпала, граф Алексей полюбопытствовал, обращаясь к Безбородке и Завадовскому:
— Слыхал, что князь Потемкин плох, правда ли сие?
— Правда, — ответствовал Петр Васильевич. — Сказывают, его секретарь Попов Василий, шлет частые сообщения государыне, что он совсем плох, в больших пребывает мученьях. Якобы, лихорадка его съедает.
— Хм, — хмыкнул граф Алексей, но более ничего не сказал.
— Кстати, тяжело заболел наш банкир Ричард Судерланд, слыхивали? — спросил Завадовский.
— Судерланд? Нет, не слыхивал, — отвечал граф Федор, — не смертельно же?
Завадовский, опечаленно покачал головой:
— Кто его ведает, опричь Бога… Но, навряд ли. Выкарабкается. Люди мрут, как мухи, однако.
Графу Алексею сей разговор, явно был не по душе.
— Что ж при дворе? — обратился он к Безбородке. — Как императрица, Зубовы?
Безбородко пожал плечами.
— Императрица страдает. Ходит в храм, бьет поклоны, просит Всевышнего за Светлейшего. Сказывают, монастырю сделала богатые подарки. А Зубовы? Мыслю, что Зубов может статься и радуется оному.
— Хм. Стало быть, радуется…, — качнул головой Орлов.
Завадовский, глядя исподлобья, молвил:
— Да, что там: все Зубовы радуются. И многие другие радуются. Да уж не знаю, что будет, не будь Потемкина…
— Тут, право, из двух зол, надобно выбирать меньшее, — осторожно заметил Безбородко. — Ведь Зубов в государственной работе ни на что не годен.
Завадовский согласно кивнул:
— Тут уж, пожалуй, ничего не попишешь: я наблюдал за ним. Стало быть, сидит наш Кавалергард-корнет сиднем, целыми днями за бумагами, а толку никакого.
— Откуда же? Когда на уме у оного «Резвуши» — как бы погонять по царскосельским башням с бумажными змеями, да позабавиться со своей мартышкой, — с сарказмом вдруг выдал Безбородко. Все на него обратили свои любопытные глаза, понеже граф никогда так резко не изражался.
Граф Алексей Григорьевич едко усмехнулся:
— Так ведь он уже в чине генерал-адъютанта и навешено на него не меньше четырех ордеров!
Завадовский с горечью отметил:
— В последнее время он изо всех сил тщится приготовить себя к государственной работе, мучит себя над бумагами, не имея ни беглого ума, ни пространных способностей. Хотя, известно: не имея их не можно двигать широкое бремя. Надобно сказать: он прилежен, но, все мы ведаем, без опытности, посредственные дарования лишены успеха. Согласитесь, господа.
— А в кого ему быть способным? В отца-казнокрада и мздоим ца? И как они могли проникнуть в наш круг?
Федор Орлов вдруг, как-то рассудительно изрек:
— Знать, вечный, тайный враг Потемкина, граф Николай Салтыков приложил руку. Отец — Зубов, хоть и не бедный, управлял его имением. К тому же он в друзьях с генерал-прокурором князем Вяземским. Они-то и помогли.
Выдав все оное, граф Федор Григорьевич, скрытно посмотрев на реакцию брата, не без скепсиса добавил:
— Вестимо, сыграла свою роль и Нарышкина Анна Никитична, сродственница Салтыкова.
Граф Алексей Орлов понятливо отвел свои пытливые глаза. Завадовский поспешил не без горечи добавить:
— Вы же слыхивали о скандальном деле касательно лихоимства сего злосчастного Зубова-отца? Казалось бы, все: Зубовых ждет опала. Ан, нет, — граф развел руками, — сумел сей волоокий красавчик вернуть расположение императрицы.
Алексей Орлов нервно забарабанил пальцами по столу. Граф Федор, надув щеки, тяжело выдохнул.
Безбородко, как всегда благодушно, но с заметной обидой, молвил:
— Мне, действительному статскому советнику, с двадцатилетним опытом, теперь фактически нет работы, понеже я оттеснен от реального ведения дел в Иностранной коллегии.
— А что такое?
Безбородко бесстрастно поведал:
— Тамо, как вы, вестимо, догадываетесь, властвуют граф Зубов с моим бывшим другом, хитроумным Аркадием Морковым, коий переметнулся теперь к нему.
— Зубов с сим уродцем? Ему фамилия не Морков, а Безобразов…
— А чтоб ему не переметнуться к фавориту самой государыни? — иронически испросил граф Алексей Орлов. — С таковым фаворитом, новые перспективы…
Хозяин дома и его гости обсудив со всех сторон коварного Моркова, перекинулись на бесхребетного, никчемного вице — канцлера Остермана, засим, паки на Зубовых и их окружение, придя к выводу, что последнее время все не так при дворе государыни, впрочем, как и во всей империи.
* * *
Князь Таврический, все еще находясь в Галаце, никак не мог оправиться от лихорадки. Получив очередное неутешительное извещение от Попова о ходе болезни, обеспокоенная Екатерина писала:
«Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Твои письмы от 29 августа и 6 сентября мною получены. Первое меня много обрадовало, ибо видела, что тебе было лехче, а другое паки во мне умножило безпокойство, видя, что четверо сутки ты имел непрерывный жар и боль в голове. Прошу Бога, да подкрепит силы твои. Не сумневаюсь, что по делам все пойдет, но каково больному дела, я по себе знаю».
Я, слава Бога, здорова, и колики отстали вовсе, чего приписываю поясу и венгерскому, что Вы посоветовали употребить. Прощай, мой друг, Христос с тобою.
Сентября 16 ч., 1791 г.
