После заключения мирного договора Безбородко писал императрице:
«Счастливым почитаю себе, что был избран орудием к окончательному исполнению высочайших намерений ваших и повергаю к священнейшим стопам вашим поздравление».
Заключенный с османами мирный договор стал крупным успехом Безбородки на дипломатическом поприще. В сей войне он отличился дважды: был автором Манифеста об объявлении войны Османской империи, и главным действующим лицом при заключении мира. Вполне сознавая успех переговоров, он поделился радостью и своими чаяниями с московским главнокомандующим Александром Прозоровским, написав ему:
«Мы все то одержали, чего хотели, а теперь остается пользоваться покоем на приведение внутренности нашей в цветущее состояние»
Известие об успешном окончании переговоров и заключении выгодного Ясского мира привез племянник покойного князя Потемкина, генерал Александр Самойлов, чем заслужил высший российский орден — Святого Андрея Первозванного и был пожалован тридцатью тысячами рублев. Через колико месяцев императрица назначила его генерал-прокурором и государственным казначеем вместо занемогшего князя Александра Андреевича Вяземского, чем был явно недоволен Платон Зубов, коего все родственники Светлейшего князя Таврического приводили, чуть ли, не к зубной боли.
* * *
Екатерина, не могла дождаться прибытия Безбородки: слишком многое надобно было с ним обсудить. Войдя вместе с Платоном Зубовым в просторный кабинет Иностранной коллегии, она наказала Дмитрию Трощинскому отправить письмо графу Без-бородке, дабы тот ускорил свой приезд. Последнее время, видя насупленную, раздраженную императрицу, члены Иностранной коллегии помалкивали, боясь лишний раз рот открыть. Как-токмо она уходила, они потихоньку про меж собой, иногда не на шутку ссорясь, разбирали результаты, достигнутого с турками, договора. На сей раз, государыня Екатерина Алексеевна покинула кабинет, оставив Зубова, коий должон был заняться подготовкой нужных ей бумаг первоочередной важности. С ее уходом, переглянувшись, все принялись за свои упражнения. Через минуту к ним заглянули молодой камер-юнкер Федор Ростопчин, недавно женатый на племяннице Анны Протасовой, ходивший в друзьях Платона Зубова. Вместе с ним зашел и кабинет секретарь императрицы, пиит — Гаврила Державин. Узнавши одним из первых о заключении мира, Ростопчин насмешливо делился:
— Небось, граф Безбородко теперь собирает на пути домой должную дань хвалений и предполагает быть в столице в конце генваря. Но договор-то не блестящий…
Дмитрий Трощинский бросился на защиту своего благодетеля, хотя в голосе его слышались нотки виноватости:
— Господа, Ясский мир подтвердил присоединение Крыма к России и установление протектората над Грузией. Может статься, территориальные приобретения, конечно, невелики, но у нас отсутствовали напрочь хоть каковые-то ресурсы для продолжения войны, коя истощила казну настолько, что любой мир сей час выгоден России, ибо, для большего, у нее не осталось возможности.
Граф Зубов скептически изрек:
— Может статься… Может статься… Однако никто не ожидал, что Бессарабия, Молдавия и Валахия будут возвращены османам.
Гаврила Державин заявил без обиняков:
— Стало быть, естьли учесть блистательные победы русских на суше и на море, а такожде человеческие жертвы, понесенные в течение четырехлетней войны, то сей мир ни в коей мере нельзя признать блестящим.
Трощинский возразил:
— Но надобно признать, что и Османская империя, развязывая войну, не достигла ни одной из целей, кои ставила пред собой.
— К слову сказать, — отметил Ростопчин, — как полагает сама императрица, буде Светлейший князь жив, условия заключения мира были бы намного выгоднее для России. Но его, к несчастью, уже нет у нашего отечества.
Державин, сжав губы, сморщившись, вдруг довольно высокопарно изрек:
— Вот как смерть одного Великого человека неблагоприятно отозвалась для всего нашего отечества! А мы не бережем таковых людей.
Трощинский пылко отозвался:
— Вот и я говорю: надобно беречь их, в том числе и Безбородку.
Граф Зубов полупрезрительно изрек:
— Я как посмотрю, кругом одни великие, однако дела далеко не великие… Стало быть, стоило ли, господа, отдать толико жизней, истощить казну, ради сих кусков земель?
Трощинский, паки, вступив в разговор, не побоявшись мстительного фаворита императрицы, довольно запальчиво изразился:
— Добыча Крыма — великое наше достижение, желанное самой императрицей, понеже истощилось всякое терпение царской фамилии терпеть бесконечные набеги татар на землю русскую. И от пруссаков нам никогда не дождаться добра, стало быть, бьем мы их, чтоб неповадно было натравливать противу нас ни османов, ни поляков, ни кого другого.
На сей довод Дмитрия Прокофьевича более никто не сделал никакого замечания. Промолчал и Зубов.
Токмо Державин, к месту зачитал, несколько строф из своей оды, касательно завоевания русскими Крыма, подняв всем победительное, хорошее настроение.
Записки императрицы:
17 сентября Александр Николаевич Самойлов назначен генерал-прокурором и государственным казначеем вместо занемогшего Александра Алексеевича Вяземского.
* * *
После заключения мира, простуженный в Яссах, Безбородко медленно, с комфортом ехал назад в Санкт-Петербург. В дороге вдруг ему доставили два письма от императрицы, которая настойчиво требовала его скорейшего возвращения. Какие неотложные дела вынудили императрицу торопить его, он не ведал, но догадывался о дворцовых интригах провоцируемых фаворитом Зубовым. Занемогший граф послал ей ответное письмо, что захворал, но все-таки теперь ему пришлось трястись по снежным дорогам с удвоенной скоростью, что его, вестимо, весьма раздражало. Екатерина была недовольна медлительностью графа, а Безбородко был недоволен тем, что императрица, не выяснив причин задержки, выразила ему порицание. Безбородко, от незаслуженной обиды, даже отписал своему другу Александру Воронцову, где пенял на императрицу словами:
«Кажется и то заслужил, чтоб не гнать меня по курьерски и дать хотя спокойно и прохладно путь совершить. Я же и теперь с кашлем и насморком».
Прибыв в столицу, Безбородко, пуще всего был обижен тем, что его, как выснилось, торопили с приездом в Петербург всего лишь для того, дабы ему быть в услужении у графа Платона Зубова. За два с половиной месяца его отсутствия, неожиданно для Александра Андреевича, делами, которыми ведал он, прибрал к рукам Платон Зубов. Дела директора Сената вел теперь именно он. Прежде, правая рука самой императрицы, Безбородко, оказался по большей части не у дел. Честолюбивый граф быстро рассудил, что ему придется заниматься черновой работой, а плоды и, вестимо, славу за нее будет получать фаворит государыни. Подобной роли Безбородке не приходилось выполнять даже у всесильного Потемкина.
