— Продолжайте, Василий Степанович, — паки изволила попросить Екатерина.
— Третьего октября, — продолжил Попов, — к полудню, совсем ослабевший, князь потребовал вывезти его из Ясс. Выезд назначили на следующее утро. Перечить ему было бесполезно. Он продиктовал мне последнее письмо Вашему Величеству, понеже о Вас он никогда не забывал.
В дороге ему стало совсем плохо. В ночь на шестое октября его, совсем слабого, по настоянию князя, вынесли из кареты и положили на расстеленный возле дороги, ковер с иконой Богородицы в руках. Умер он, Ваше Величество, тихо, и, когда конвойный казак положил на глаза покойному медные пятаки, никто из сопровождающих Светлейшего князя не поверил, что он мертв. Графиня Александра Браницкая с плачем кинулась на него, желая пробудить от вечного сна.
На оных словах, Александра согнулась в кресле, закрыла лицо. Смертельно побледневшая императрица, обмахивавшаяся веером, замерла. Веер выпал из рук.
Браницкая, опережая Попова, бросилась его поднимать.
— Василий Степанович, я должна попрощаться теперь с вами, — едва смогла молвить, выжимая из себя слова, императрица. — Увидимся на неделе.
Испуганные и сочувствующие серые глаза Попова заметались:
— Простите государыня-матушка, коли лишнее сказал.
— Ничего лишнего, Василий Степанович, не беспокойтесь. Ступайте.
Поклонившись, по-русски, в пояс, крайне опечаленный Попов удалился. Ушла, покинув скорым шагом свое окружение и Екатерина.
Записки императрицы:
Оставленный при моем кабинете, Василий Степанович Попов представил Грибовского Андриана Моисеевича. Сей молодой человек, работал в походной канцелярии Потемкина, под началом Попова. Грибовский владеет, по словам Попова, пером, составлял журналы военных действий, по которым составлялись донесения покойного князя Потемкина. Был на Ясском конгресе в обязанности конференц-секретаря. От оного Грибовского, из письма его к Державину, впервые стало известно о смерти Светлейшего князя. В Яссах он сумел заслужить расположение Безбородки и получил от него рекомендательное письмо. Здесь он сошелся с Платоном Александровичем и, переименованный из надворных советников в подполковники Изюмского конного полка, теперь назначен правителем канцелярии Зубова и сделался его правой рукой. Намедни, он назначен мною секретарем по принятию прошений 10 ноября, рескриптом, Александр Васильевич Суворов назначен командующим войсками Екатеринославской губернии и Таврической области.
* * *
Придворное общество заметило не вдруг, что влияние Зубова при дворе усилилось, как никогда ранее, и он, бессомненья, стал первым вельможей империи.
Пиит Державин, став в нынешнем году кабинет-секретарем при государыне Екатерине сие констатировал, особливо, после смерти Потемкина. Он рассказывал об том своему шурину художнику Капнисту. Жена и ее сестра весьма интересовались, чему была причина такового взлета Платона Зубова и он отвечал:
— Сему способствовует, прежде всего то, что Платон Александрович, претендуя на особливую роль в семье Екатерины, разделяет ее недоброжелательство к цесаревичу Павлу, и симпатизирует ее приверженности к любимому внуку Александру.
То же самое Державин говорил и в кругу своих друзей, бывая у них в гостях. Чаще всего они собирались, как всегда, у гостеприимного старика, Ивана Шувалова. Выслушав измышления знаменитого пиита по поводу небывалого взлета Зубова, Иван Иванович скрипучим голосом печально изрек:
— Жаль, рано ушел из жизни князь Потемкин. Жизнь в столице изменилась…
Гаврила Державин, поправив крест на своем красном бархатном камзоле, живо поддержал:
— Вы тоже заметили? Как-то жизнь в нашем Санкт-Петербурге, как бы стала скучнее, хотя, правду сказать, князь Таврический редко здесь бывал в последние годы.
— Да-а-амс, — задумчиво, поведя своими крупными зелеными в крапинку глазами и изрядно набрякшими веками, отозвался его друг, пиит Василий Капнист, — любопытная он была личность, ничего не попишешь! Его не было в городе, но как будто он был среди нас…
Екатерина Романовна, категорически, как естьли бы сей вопрос для нее был давно решеным, заявила:
— Я мыслю, доподлинно, его личность имела какой-то интерес, токмо в свете его связи с государыней Екатериной Алексеевной. Без нее, он был бы известен, пожалуй, токмо в своем полку или в армии.
— Вот уж не думаю так, княгиня! Хотя, вестимо, его связь с императрицей учинила свое дело, — возразил граф Федор Головкин с еще большей категоричностю так, что княгиня взглянула на него растерянными удивленными глазами. Не успела она открыть рот, как Гаврила Державин, сделав успокаивающий жест рукой, поспешил вмешаться:
— Там была не просто связь, господа! Колико я разумею, тамо, вначале, была гораздая любовь между ними, потом, как я заметил, промеж их существовала благородная непоколебимая дружба и согласный политический союз. Я весьма пристально наблюдал за ними в последний приезд князя Таврического и, уверяю вас, так оно и было.
Старик Шувалов, слушая, согласно кивал, засим изрек:
— Верно мыслите, Гаврила Романович: в результате всего оного, их дружба и необычные отношения привели к весьма важным свершениям для России: кто мог доселе побить османов? Никто! А Крым — целиком заслуга князя Григория Потемкина!
Александр Воронцов повел носом, нахмурил побитые сединой брови и возразил:
— Вестимо, надобно отдать должное князю: он взял Очаков и Измаил, поставил на место надменных турок, но сам вел себя сумасбродно, щеголял своей мало ограниченной властью. Разве не так?
Екатерина Романовна кивнув, добавила:
— Императрица многое ему позволяла. Никак не пойму, для чего она так к нему благоволила? Согласна: он был умен, остр на язык. И у меня оба брата умны и остры… Семен Романович около двадцати лет посланником в Лондоне. Александр Романович, — княгиня бросила взгляд на него, — при императрице в Совете, решает дела государственные. Ну, так что же? К ним никакого благоволения.
Брат посмотрел на нее насмешливо:
— Сестрица, я согласен: жаловаться по материи предостаточности ума, мне не приходится. Но где был Потемкин и где я?
— А что?
Граф Воронцов, сделав недовольную мину, неохотно объяснил: — Стало быть, во-первых, он хорош, как мужчина во всех отношениях: и лицом, и статью, стало быть. Ну, а я, обыкновенный сухарь, к тому же — довольно тщедушный. Из опальной, промежду прочим, семьи.
— А я бы сказала в адрес князя: «велик телом, да мал делом». Казнокрад! — парировала княгиня. — Вы думаете, отчего умер его родственник Михаил Потемкин?
Княгиня подождала, когда кто даст ответ, но все молчали.
— Так вот, мыслю, когда он, по приказу императрицы, прибыл в Яссы разбирать бумаги князя, и понял, что он вор, его и разбил апоплексический удар. Бедная его жена, Татьяна Васильевна! Она осталась одна с двумя малыми детьми.
