В самом начале весны российские агенты получили сведения о готовящемся революционном восстании. Начались аресты видных польско-литовских политиков. Узнав, что русский гарнизон покинул Краков, генерал Костюшко выступил на Главной площади и объявил «Акт восстания граждан», где пред народом дал присягу на верность восстанию поляков. Генерал объявил, что главной целью Екатерины Второй и Фридриха Вильгельма Второго есть желание господствовать и подавлять свободу соседственных стран. После его выступления началось народное восстание.
Прошло уж два года, как последовал рескрипт о назначении Александра Васильевича Суворова командующим войсками Екатеринославской губернии и Таврической области с ограниченными, однако же, полномочиями и со строжайшим указанием того, чтобы главным своим делом почитал он укрепление южной границы. И, хотя Суворов любое дело творил с полной отдачей сил, он все-таки был не инженером, а полевым командиром. Как он сам говаривал: «Баталия мне лучше, чем лопата извести и пирамида кирпичу». Тем не менее, два года он, вместе с де Рибасом руководил работами по строительству крепостных сооружений и обустраивал там же большую морскую гавань вблизи Хаджибейского и Куяльницкого лиманов. В переименованный Хаджибей на Одессу переехало большинство купеческих контор. Новый портовый русский город Одесса потихоньку становился центром торговли на Черном море. Таможню перевели в Очаков. Город же Херсон, с его неудобным для больших кораблей портом, терял свою значимость и становился обычным провинциальным городом. Но любимый город Светлейшего князя Таврического и его друга Михаила Фалеева, Николаев, становился местом главного управления Черноморского флота и военного судостроения.
Работал генерал Суворов вместе с инженерами — французом Францем Павловичем де Волланом и вездесущим де Рибасом. Выполнив свое задание в Одессе, Суворов отбыл в Подолию для занятия приграничной линии по Днестру. Остановился он в Немирове и отсюда совершал частые наезды на Днестровскую линию. Здесь он и узнал о начале восстания в Польше.
В самом его начале, шестого апреля, восставшие, застигнув врасплох спящих русских солдат и офицеров, а такожде шедший из церкви безоружный батальон Киевского полка, безжалостно перебили всех. Тех, кого взяли в плен, в тот же день растерзала толпа. Русских в тот день было убито более двух тысяч человек.
Граф Николай Александрович Зубов, находился среди защитников штаб-квартиры Главнокомандующего, которая расположилась в Варшаве на улице Медовой. Восставшие наседали и маленький отряд, сдерживающий их непрерывный натиск, ждали решительных действий барона Игельстрема. Подошли к концу боеприпасы. Наконец, на третий день, под давлением своих офицеров, Главнокомандующий, с пятью сотнями оставшихся в живых человек, решился на прорыв через охваченный восстанием и мародерством город. Граф Николай Зубов был одним из двухсот пятидесяти уцелевших, который с боями прорвался в пригород Варшавы под защиту передовых частей прусских союзников. Оттуда он немедленно отправился в Санкт-Петербург и первым сообщил императрице достоверные сведения об оном несчастливом событие.
Государыня не поверила своим ушам, услышав сию новость. Надобно было действовать быстро и целенаправленно. По ее указу, посол и начальник российских войск в Варшаве, генерал Ингельстром, отправил на усмирение восставших отряды генералов Денисова и Тормасова, кои, дав сражение под Рацлавицами, проиграли его. Весть о победе поляков распространилась молниеносно и подняла всю Польшу. Русские гарнизоны в Варшаве и Вильно были ими уничтожены.
В начале июня пруссаки начали активно помогать русским. Польский патриот Тадеуш Костюшко с титулом Генералиссимуса сражался в оборонительной битве при Шчакацинами против русско-прусских сил. Объявив всеобщую мобилизацию, он собрал около семидесяти тысяч повстанцев, кои весьма плохо были вооружены. Варшава же оставалась под контролем польско — литовских воинов. В конце июня варшавяне без суда и следствия казнили епископа Игнатия Масальского и еще шестерых тарговчан. Сей самосуд Костюшко публично осудил. Известие о казни, переполнило чашу терпения императрицы Екатерины. Она отдала приказ фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому, главнокомандующему русскими войсками в Польше, предпринять решительные действия. В начале августа, старый и больной фельдмаршал, положив перепоручить оное дело генерал-поручику Александру Суворову, приказал ему идти к Бресту и затем вступить на территории Подлясского и Троицкого воеводств.
Записки императрицы:
Дочери графа Льва Нарышкина, Мария и Анна собираются замуж: первая — за польского князя Феликса Любомирского, а вторая — за польского князя Понинского. Любопытно, что им около тридцати и замуж собрались, на радость отцу, чуть ли не одновременно, да обе — за поляков, теперь, когда у нас разгорелась смертоносная война с Польшей.
* * *
Получив известие из Лондона о событиях во Франции, как говориться, из первых рук, граф Александр Воронцов и его сестра княгиня Дашкова в срочном порядке пригласили своих близких друзей, дабы обсудить сию неправдоподобную, но долгожданную, новость.
Находясь в большом волнении, хозяин дома, ходил из угла в угол, крупными шагами. Адриан Грибовский, Аркадий Морков, Петр Турчанинов, Екатерина Дашкова вели тихий разговор в ожидании, когда граф соблаговолит сообщить обещанную новость. Наконец, как токмо вошел и расположился в одном из кресел, старик Шувалов, Воронцов, остановившись у круглого стола, совершенно медленно, выговаривая каждое слово, сообщил:
— Невероятно, господа, но Максимиллиан Робеспьер с младшим братом Огюстом, и его соратниками якобинцами — Сен-Жюстом, Кутоном и Филипп Леба казнены! Причем, под радостные возгласы народа!
Произнеся сие, он, непроизвольно всплеснув руками, довершил:
— Как все просто и обыденно! Можливо ли таковое вообразить, господа!
Все повскакивали со своих мест. Старика Шувалова затрясло. Он что-то хотел сказать, но не мог, понеже стал заикаться.
После наступившей небольшой паузы, послышались разнородные, но радостные, почти дикие, восклицания опешивших гостей.
Наконец, поступил первый членораздельный вопрос:
— Как на оное посмотрела императрица?
Испрашивал оное, с пылающими от радости глазами, Адриан Грибовский.
Воронцов отрывисто, занятый впечатлением, произведенным сей новостью на друзей, ответствовал:
— Государыня сначала не поверила. Но новость пришла из Лондона, от нашего посланника, графа Воронцова, стало быть, нашего брата.
— Странно, но из Франции еще не поступило никаких депеш, — отметил Морков.
Екатерина Романовна, гордо улыбнулась:
— Молодец, Семен! Скоро работает! Всегда опережает французов. Воображаю, как государыня Екатерина Алексеевна обрадовалась!
— Как оное могло случиться?! — воскликнул восхищенно Грибовский. — Ничего же не предвещало сей прекрасной но вости!
Граф Александр Романович важно поведал:
