Лицо Матюшкиной раскраснелось. Она не знала, что и сказать.
— Сие, было бы для меня счастием, наконец, выдавила она из себя. Думаю, так может статься, что я и в самом деле, стану жить подле вас, голубушка-матушка!
— Вот и славно! Вот и славно! — Екатерина нежно похлопала ее по плечу. — Время летит, милая моя, можливо и не успеть насмотреться друг на друга. Вон, вчерась, был человек, а сегодни его уж нет. Как, к примеру, господин Фон Визин.
— Ах, как он читал свои сочинения! Можливо было со смеху умереть, — ввернула Протасова.
Мимо проходил Лев Нарышкин, увидев Матюшкину, радостно поприветствовал давнюю подругу императрицы.
— Садись к нам, Лев Александрович, пригласила государыня графа.
Не успел он подсесть, как к ним подошел Строганов Александр, коего императрица с трудом вытащила в свет.
— Давно ж я тебя, свет мой, Александр Сергеевич не видела, — попеняла ему Мария Саввишна. — Нехорошо от людей прятаться…
— Особливо от тех, кто тебя так любит и почитает, — упрекнула его и Екатерина.
Строганов тщился сослаться на свою занятость.
— Ну, кто ж не занят теперь, — заметил Нарышкин. Посмотрите кругом, везде народ упражняется чем-то. Особливо наши столичные чиновники, — молвил он с легким сарказмом. Екатерина, вдруг негромко воскликнула:
— А что, господа! Надобно отдать должное нашим чиновникам. Мыслю, благодаря изданию «Городового положения» и «Устава благочиния» мы достигли уж того, что знатные с простолюдинами совершенно уравнены в обязанностях своих перед городским начальством.
— Ну, вряд ли, матушка, сие так, — усмехнувшись, возразил Левушка Нарышкин.
— Я же говорю тебе, Лев Александрыч, что так, — настаивала императрица, — и если б люди и, даже ты сам, сделаешь какую несправедливость или ослушание полиции, то и тебе спуску не будет.
— А вот завтра узрим, матушка, — сказал Нарышкин, — я завтрева же вечером тебе донесу.
Екатерина насмешливо улыбнулась и разговор пошел о хороших переменах в столице, в котором Нарышкин принимал минимальное участие, и все норовил иронизировать так, что императрица, в конце концов, остановила его строгим взглядом.
Вечером следующего дня, императрица, паки, занемогши, не собиралаь в Эрмитаж и рано ушла к себе в спальню. Мария Саввишна, Анна Степановна и Александра Васильевна Браницкая тихо разговаривали между собою, поджидая Анну Никитичну, обещавшую навестить их ввечеру. Не успела она явиться, все засыпали ее вопросами, для чего у нее таковой веселый вид.
— Шшшш, тихо, — приложила та палец к губам.
— Что такое? Матушка не здорова?
— Отдыхает, не можется ей, — ответствовали фрейлины.
— Ну, тогда слушайте меня, я буду шепотом рассказывать… Видно было, что ее распирало от желания скорее что-то поведать подругам.
Но Екатерина, услышав голос Анны Никитичны, позвала ее к себе. Перекусихина известила государыню, что у Нарышкиной есть что-то веселое рассказать.
— Веселое? Ну, так пусть и расскажет нам всем, — позволила Екатерина. — О чем же, Аннушка?
— А об вчерашнем разговоре со Львом Александровичем помните?
— О чиновниках и о порядке в городе?
Нарышкина нетерпеливо кивнула и, усевшись рядом в кресло, принялась за свой рассказ:
— Так вот, матушка-голубушка, мне оное сегодни в полдень рассказал сам граф Левушка. Вот: стало быть, сим днем, чем свет, надевает граф богатый кафтан со всеми орденами, а сверху накидывает старый, изношенный сюртучишко одного из своих толстых истопников и, нахлобучив дырявую шляпенку, отправляется пешком на площадь, на которой, сами знаете, под навесами продают всякую живность, и Левушка зачинает свой спектакулюм:
«Господин честной купец, — обратился он к первому попавшемуся курятнику, — а по чему продавать цыплят изволишь?
— Живых — по рублю, а битых — по полтине пару, — грубо отвечал молодой продавец, с пренебрежением осматривая бедно одетого Нарышкина.
— Ну, так, голубчик, убей же мне парочки две живых-то.
Купец тотчас же принялся за дело: цыплят ловко перерезал, ощипал, завернул в бумагу и завернул в кулек, а Нарышкин между тем отсчитал ему рубль медными деньгами.
— А у него других не бывает, — прервала Нарышкину Протасова. Ему ж Марина Осиповна более рубля в день не дает…
Нарышкина, согласно кивнув, не отвлекаясь, продолжала:
— Торговец тогда говорит графу: «А разве, барин, с тебя рубль следует? Надобно два.» «А за что ж, голубчик?» — возразил граф. «Как за что? — возмутился торгаш. — За две пары живых цыплят. Ведь я говорил тебе: живые по рублю.»
Делая вид, что ничего не понимает, граф настаивал:
«Хорошо, душенька, но ведь я беру неживых, так за что ж изволишь требовать с меня лишнее?»
Молодец, явно озлившись, напомнил:
«Да ведь они были живые».
«Да и те, которых продаешь ты по полтине за пару, были также живые, ну я и плачу тебе по твоей же цене за битых».
«Ах, ты, калатырник! — взбесившись, завопил купец. — Давай по рублю, не то вот господин полицейский разберет нас!»
«А что у вас за шум?» — спросил тут же расхаживающий, для порядку, полицейский.
«Вот, ваше благородие, извольте рассудить нас, — смиренно отвечает Нарышкин, — сей купец продает цыплят живых по рублю, а битых по полтине за пару. Так, чтоб мне, бедному человеку, не платить лишнего, я и велел перебить их и отдаю ему по полтине».
— Ежели коротко сказывать, — рассказывала Анна Никитична, — полицейский вступился за купца и начал тормошить его, уверяя, что купец прав, что цыплята были точно живые и потому должен заплатить по рублю, а если он не заплатит, так он отведет его в сибирку. Нарышкин откланивался, просил милостивого рассуждения, но решение было неизменно:
«Давай еще рубль, или в сибирку.»
Екатерина и фрейлины затаили дыхание. Нарышкина, перевела дух, и, весело оглядывая их, завершила:
— Ну и вот… Тут Лев Александрович, как будто ненарочно, расстегнул сюртук и явился во всем блеске своих почестей, а полицейский, узрев сие, в ту же секунду вскинулся на продавца:
«Ах ты, мошенник! Сам же говорил живые по рублю, битые по полтине и требует за битых, как за живых! Да знаешь ли, разбойник, что я с тобой сделаю?.. Прикажите, Ваше Превосходительство, я его сейчас же упрячу в доброе место: этот плут узнает у меня как не уважать таких господ и за битых цыплят требовать деньги, как за живых!»
Выслушав сей забавный конец, фрейлины весело рассмеялись. Засмеялась и Никитична, но не императрица. Подруги тоже прервали свой смех, поглядывая на опечаленную государыню.
— Ну, и как они все-таки разошлись? — испросила Екатерина.
