— Здравствуй, мама! — непривычно робея, Виктор шагнул к женщине.
— Сыночек! Родной!
Кира тихонько отступила в тень, не желая нарушать таинство краткой встречи родных после неизмеримо долгой и горькой разлуки. И перед такой же разлукой — полюса не совместить, можно лишь на короткий миг стереть Грань.
Семья, ненадолго воссоединившаяся вопреки смерти, теперь смотрела на нее. С любовью и благодарностью. Не как на жуткую, смертельно опасную тварь — как на близкого человека. Здесь не было границ, статусов и рангов, здесь говорили души.
А потом был чай с вареньем и домашними пирогами, аромат цветущих яблонь, теплые воспоминания и смелые новые планы, объятия и душевные разговоры обо всем. Никто не удивился, когда у Киры в руках возникла гитара.
— Покроется небо пылинками звёзд
И выгнутся ветви упруго.
Тебя я услышу за тысячу вёрст:
Мы — эхо, мы — эхо,
Мы долгое эхо друг друга…
Песня лилась над мертвой землей, подобно живой воде, исцеляющей души. В этот момент не осталось живых и мертвых — только близкие.
— И мне до тебя, где бы я ни была,
Дотронуться сердцем не трудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы — нежность, мы — нежность,
Мы — вечная нежность друг друга!
Кира смотрела в серебристо-стальные глаза Виктора и тонула в них, как в первый раз. Да, они оба теперь другие — более сильные, зрелые, мудрые, но чувства остались неизменны. Просто мужчина. Просто женщина. Просто любовь, которая сильнее смерти.
— И даже в краю наползающей тьмы,
За гранью смертельного круга
Я знаю, с тобой не расстанемся мы!
Мы — память, мы — память,
Мы — звёздная память друг друга*, —
(*Анна Герман, "Мы долгое эхо друг друга" — прим. автора)
присоединились два мужских голоса и женский, замыкая круг.
Смерть — самая большая иллюзия. Не бывает прекращения жизни — есть лишь ее переходы в иную форму, циклы и кружева бесконечных метаморфоз. "И живые сочетались с мертвыми…" Когда-то это показалось Кире смешным. Имеющий разум да осознает. На хрустальные глаза навернулись слезы. Высмеивать то, чего не понимаешь — первый признак невежества. Теперь она это понимала. И была рада, что поняла не слишком поздно. Ключ — слишком горькая Сила, слишком высока цена и велика ответственность, чтобы его желать. Сила, способная спасти и уничтожить, в том числе и своего носителя, если он окажется безответственным недальновидным глупцом, зацикленным на себе. Но теперь она ни за что не отказалась бы от Ключа, даже если бы могла, и возврата к прежней жизни уже не будет, как невозможно взрослому втиснуться в ползунки. Любая Сила подобна медали, у которой две стороны, два полюса. Возможностей не бывает без обязательств, а власти — без ответственности.
Я — Вселенная, маленькая голограмма огромного мира. Я сама себе альфа и омега, творец и убийца, адвокат и прокурор, цветущий сад и выжженный полигон, целительный бинт и разящий меч, благословение и проклятие.
Я — неваляшка. Никто и ничто не сломает меня, если я этого не позволю.
Я принимаю ответственность за свои поступки.
Я принимаю ответственность за свою жизнь.
Я принимаю ответственность за тех, кто мне доверился…
В ауре девушки хрустальные прожилки вспыхнули особенно ярко, образовав звездчатую фигуру, отдаленно напоминающую октеракт. Структуру ауры иерарха Равновесия.
Глава 22. ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА
Фил, Дэм и Ал растерянно смотрели на тело хозяина и не представляли, что делать дальше. Мервый иерарх сидел в кресле, даже сейчас внушая трепет, на умиротворенном лице навек застыла легкая улыбка. На столе стоял бокал с недопитым виски, который хозяин уже никогда не допьет. По опустевшему кабинету гулял ветер, шелестя разбросанными бумагами.
Мантикоры, несмотря на грозный вид, напоминали потерявшихся щенков и с надеждой смотрели на Фила, словно он мог что-то исправить. Еда, охота, любимые игры — все стало для красноглазых монстров серым, бессмысленным и неважным. Сам черный йиннэн, переживший сотни лет и тысячи утрат, держался достойно, но и ему на душе было муторно.
— Хватит скулить, нам его не вернуть, — наконец вздохнул Фил, решительно ударив по полу хвостом и передернув крыльями. — Отправляйтесь к Маргарите Андреевне, она позаботится о вас. И о нем.
— А как же ты? — проскулил Дэм при молчаливой поддержке Ала.
— Я? Как только взойдет Луна, вернусь в Маа-ирр-рет-аль. Несмотря ни на что, я все еще подданный князя Риана и имею перед ним вассальный долг, — мурлыкнул Фил, опустив мохнатую голову. Изумрудные глаза потускнели, словно посыпанные пеплом, взгляд опустел, как опустела душа. — А затем отправлюсь в "Крылья и когти", помяну шефа, что ли. И хозяйку, котенка моего бесхвостого… Может, со стражниками подерусь, демон его знает. А потом вернусь. Пока существует род Макаровых, я их фамильяр. Так было, есть и будет. Такова жизнь, морды мантикорские. C'est La Vie.
Мантикоры молчали, опустив морды почти к самому полу. Жуткие хвосты — гордость их расы — волочились по полу тряпками. Фил фыркнул, отвесив обоим крылом по подзатыльнику.
— Возьмите себя в лапы! Видеть не могу ваши кислые морды, и так тошно.
— Что здесь за веселые старты? — донесся от дверей женский голос. Фамильяры обернулись, с ненавистью глядя на Тамилу — как всегда прекрасную и безупречную, пышущую Силой, в дорогом костюме, с ослепительной улыбкой на холеном лице.
— Убир-р-райся отсюда в Бездну, тваррррь! — зарычали мантикоры, угрожающе подняв хвосты и нацелив их на суккубу. Фил увеличился в размерах, зашипел и грозно развернул крылья.
— Полегче, нежить! Упокою! — Тамила слегка побледнела и выставила жезл, позаимствованный у Аверьяна, служивший Охотнику в его опасных путешествиях оружием против нежити.
— Чего тебе здесь надо? — сдержанно осведомился Фил, не спуская глаз с жезла.
— Любопытно стало, каким образом мой дражайший супруг умудрился аннулировать слияние, — снизошла Тамила. — Теперь понятно. Отправился за Грань, следом за своей шлюшкой. Как банально и предсказуемо! Что ж, туда ему и дорога.
Суккуба бросила презрительный взгляд на мертвое тело. Мантикоры злобно зарычали.
— Удовлетворила любопытство? Теперррь пррроваливай!
— Еще чего, — скривилась незваная гостья. — Я похожа на дуру, разбрасывающуюся наследием великого дома? — Взгляд в сторону сейфа был более чем красноречивым.
Фамильяры попятились, преграждая доступ к сейфу. Тамила презрительно ухмыльнулась.
— Не уберетесь добром — упокою! — предупредила она, сжимая жезл, уже начинающий светиться.
