— Скажите на милость, к какой расе вы принадлежите? — наконец, нарушил молчание маг.
— Мантикоры мы, — вразнобой ответили ничего не понимающие мантикоры.
— А я вот не вижу здесь ни одной мантикоры, — маг задумчиво покачивал в руке бокал, изучая рассеянным взглядом его содержимое. — Передо мной сейчас находится одна свинья и один попугай.
— Простите, шеф! Мы больше не будем свиньями, честное слово, — раздались голоса нелюдей. Оба мантикора уже поняли, что зря переступили грань допустимого в общении с хозяином. В отсутствие молодой хозяйки это было равносильно самоупокоению.
— Как же мне настодемонели ваши выходки! — скривился Виктор. — Чем больше вам сходит с лап, тем больше вы наглеете. Так пускай же ваше внешнее соответствует внутреннему. Ab exterioribus ad interiora!
Глаза Высшего полыхнули вспышкой голубовато-белого резкого света. С ладони, направленной в сторону провинившихся, сорвались такие же всполохи, собравшиеся в гармоничное плетение — энергетическое выражение заклинания. Спустя пару мгновений вместо Ала в кабинете оказался упитанный розовый поросенок, ошалевшими глазами уставившийся на крупного хохлатого попугая, в которого превратился Дэм.
— Шеф, простите великодушно, — пытался сказать наказанный мантикор. Но вместо осмысленной речи у него вырвалось лишь банальное "хрю". Брату повезло не больше — видимо, попугаю для освоения родной речи необходимы тренировки. Пока что Дэм лишь проскрипел нечто невразумительное, отдаленно напоминающее высказывания Киры, готовящейся к экзаменам.
— А теперь брысь отсюда, нечего свиньям в кабинете делать. И попугай здесь лишний.
Оба фамильяра исчезли прежде, чем он договорил. Не первый раз их наказывали подобным образом, и это было явно предпочтительнее упокоения.
Проводив их взглядом, Виктор какое-то время еще сидел в кресле с бокалом, погруженный в свои мысли.
— Проклятие! Какого демона я даже сейчас думаю об этой зеленоглазой ведьме? — маг одним махом допил виски, поднялся и подошел к зеркалу, покрытому тканью. Сдернув ткань, он еще пару минут стоял в раздумьях, вглядываясь в зеркальную глубину, уже подернутую белесым туманом — родовой артефакт чутко реагировал на волю хозяина. Вскоре туман рассеялся, и в зеркале проявилась комната, освещенная ночником, тихо светящимся на заваленном книгами письменном столе. В мягком полумраке комнаты маг увидел две разделенные тумбочками узкие кроватки, на одной из которых, прислонившись спиной к оклеенной постерами стене, в позе лотоса сидела Кира в пижаме. Как обычно, с Филом на плече. Рядом, болтая босыми ногами, присоседилась маленькая глазастая девчушка с длинными светлыми волосами — сестра.
— Ки-и-ир! Ну расскажи еще про волшебников! — мелкая умильно склонила голову к плечу.
— Ни-и-ик, вот узнает мама — по шее получим!
— Не расскажем — никто не узнает, — хихикнула глазастая. — Вот правда, что они очень страшные, опасные и злые? Или это мама с папой так пугают, чтобы я слушалась?
— Всякие бывают, наверное, — пожала плечами Кира, выдернув Фила из полудремы. — Но наша пра ведь не страшная была? И меня же ты не боишься?
— Я ее не помню, — огорчился ребенок. — А тебя-то чего бояться? Ты хорошая, и конфетами всегда делишься, и не обижаешь никого. Только мальчишек бьешь, но они же дураки!
— Почему дураки? — заинтересовалась Кира.
— Плюются, за косички дергают, а еще снегом мылят возле школы! Особенно Гоша и Денис! — наябедничала Ника.
— Действительно, дураки, — засмеялась Кира. — А ты не ной, а сама намыль их снегом возле школы. Сразу зауважают, а может, и поумнеют.
— А вот была бы я магом, я бы их в полосатых лягушек превратила! — девочка даже покраснела от обиды.
— Почему же именно в полосатых?
— А зеленые — скучно и это… бананово, вот!
— Банально, — улыбнулась Кира, потрепав сестру по голове. — Может, еще будешь, и превратишь. А если будешь Высшей — вообще в другой мир их отправишь.
Виктор рассмеялся — такой трактовки способностей Высших он еще не слышал.
— А ты когда-нибудь видела Высших? — глаза ребенка, так похожие на глаза старшей сестры, загорелись любопытством. Похоже, это у них родовая черта.
— Ну, можно сказать, встречались.
— И они тебя не забрали и не съели? — удивилась девочка.
— Нет, они девочек не едят, — словно государственную тайну, шепотом сообщила Кира.
— А что тогда делают, что все их так боятся? — задала логичный вопрос Ника.
— Рефераты писать заставляют. На 30 листов! — вздохнула девушка. — А это еще хуже…
Изображение перед глазами откровенно веселящегося Высшего пошло рябью и исчезло. Вместо комнаты в доме Макаровых в зеркальной глубине проступило изображение огромной ванной в бело-голубых тонах и до боли знакомое женское лицо.
— Ну, здравствуй, любимая, — криво усмехнулся Виктор. От его веселья не осталось и следа. — Не прошло и три года. Чем обязан сомнительному счастью снова тебя увидеть?
Оба понимали, что вопрос риторический. Но пока что маг и суккуб лишь оценивали друг друга, как оценивают противника бойцы на ринге или осторожно кружащие в смертельном танце хищники, не решающиеся напасть. Пронзительный взгляд ультрамариново-синих глаз и тяжелый — серебристо-серых схлестнулись, словно клинки. Тамила не выдержала первой и отвела взгляд.
— Все еще злишься, — вздохнула женщина, тряхнув густыми, черными, как Бездна, волосами, которые сводили Высшего с ума. Она не ошиблась — Аверьян оказался крайне полезен, ее магический резерв на ближайшее время был полон, и Тамила, восхитительно-прекрасная, как экзотическая змея или ядовитый цветок аконита, была готова играть снова. — Зря. Время проходит, все меняется.
— Кроме лживых и продажных тварей, — сузил глаза Виктор. — Сущность неизменна, и ты знаешь это не хуже меня, Тами-и-ила.
Последнее слово рассекло пространство, словно катана. В голосе мага звенела сталь, а от его взгляда, полного холодной ненависти, по позвоночнику суккубы пробежал холодок. Холеная красавица едва заметно передернула плечами, почти не скрывающий ее совершенного тела прозрачный халатик разошелся, обнажая идеальную, словно шедевр скульптора, высокую грудь, заскользил вниз, обрисовывая каждый соблазнительный изгиб, открывая мужскому взгляду бархатистую кожу, нежную и гладкую, словно лепестки магнолии.
— Это не мешало тебе хотеть меня. Ты и сейчас меня хочешь, хоть и упорно отрицаешь очевидное, — промурлыкала суккуба, обжигая мага откровенным взглядом, полным призыва и сладкого яда, таящим такие жаркие и откровенные обещания, от которых внутренний Огонь взбесился, вспыхивая в жилах и ауре напалмом, подчиняя тело, поглощая разум. Мужчине стоило огромных усилий воли, на пределе возможностей, усмирить тело, против воли поддающееся магии слияния, и погасить дикую вспышку желания, смешанного с яростью, ненавистью и отвращением.
