Понятно из всего сказанного, что Государь Император Николай Александрович, вступая на престол и подтверждая права и привилегии Великого Княжества Финляндского, подтвердил законы, права и привилегии областные, провинциальные; естественно также, что он захотел продолжить дело своего отца и 3 февраля 1899 года обнародовал манифест об общеимперском законодательстве; понятно, что в 1905 году, когда весь наш законодательный и государственный строй изменился, манифестом 20 февраля 1906 года было возвещено о том, что о порядке осуществления общегосударственного законодательства будут в свое время преподаны особые указания.
Обзор действия пяти Монархов приводит нас к неопровержимому выводу, что общегосударственное законодательство, хотя иногда, может быть, и в неясных очертаниях, иногда с отступлениями, с колебаниями, но осуществлялось в течение ста лет волею и властью русских государей. Ни один из них не отказывался от своих общеимперских прав, ни один из них тем более не отказался от державных или, как здесь их называли, от учредительных прав Русской империи. Отказ этот был бы равносилен признанию Финляндии самостоятельным государством, всякое столкновение, всякий конфликт с которым был бы неразрешим, так как не было бы такой власти, которая была бы вправе эти осложнения, эти конфликты разрешать. Окончание же конфликтов путем, установленным между равноправными государствами, то есть путем войны, конечно, между Финляндией и Россией немыслимо.
Таким образом, ныне царствующему Государю в минуту поворота в финляндских делах предстояло решить, кто же правомочен осуществить державную власть для установления норм и порядка общегосударственного законодательства. Даровав, как самодержавный Государь, Основные законы Империи, Государь Император манифестом от 20 февраля 1906 года оставил за собою право установить в свое время и законы общегосударственные. Он мог сделать это сам, он мог сделать это, вняв финляндским теориям, с помощью финляндского Сейма, он мог, наконец, призвать к этому делу русское народное представительство. Манифестом 14 марта этот вопрос разрешен, и законопроект находится перед вами, господа члены Государственной думы.
Городской рынок в Хельсинки. Фотография С. Брандер. 1909 г.
Вам предстоит решить вопрос исторических размеров, но во время этого исторического суда будут раздаваться и раздаются уже и обвинения, и укоры, и нарекания. Указывая на перечень, вам будут доказывать, что русская реакция стремится задушить автономию свободного народа (голоса слева: правильно), тогда как в возможности пополнения перечня и заключается признак верховенства Русского государства, заключается обеспечение, в случае пропуска или недосмотра, от поворота вновь в такое же положение, в котором мы находимся в настоящее время.
Буржуазные защитники порядка во время восстания на площади Хаканиеми 2 августа 1906 г.
Приглашение финляндских депутатов в Думу и в Государственный совет с решающим голосом – это акт величайшей справедливости, но это в то же время доказательство (шум слева; звонок председателя) единства Русской империи. Смущающий вас, как я слышал, некоторый дозор, в малой хотя степени, за школами введен в перечень вследствие той неприязни, того недружелюбия, которое внушается в школах детям по отношению к России и русскому языку. (Шум слева; звонок председателя.) Союзы, печать, общество – это все предметы, которые даже в сложных государствах составляют предмет общеимперского законодательства. (Голос слева: еще бы.)
Но нам будут указывать, конечно, что этим путем бюрократия стремится разрушить высокую местную культуру (голоса слева: правильно) и народное просвещение. Я вам отвечу словами докладчика, что независимо от финляндского правосознания существует еще другое правосознание, правосознание русское; вам будут указывать на то, что правительство не считается с интересами целого народа; на это я вам отвечу, что Государь доверил дело вам, а не бюрократии, и что помимо вас не пройдет ни один имперский закон; вам, наконец, будут, вероятно, торжественно указывать на мнение якобы Европы, на тысячи собранных финляндцами за границей подписей; тут уже отвечу вам не я, а ответит вся Россия, что многие, видимо, еще не поняли, что при новом строе Россия не разваливается, не расчленяется на части, а крепнет и познает себя.
Разрушьте, господа, опасный призрак, нечто худшее, чем вражда и ненависть, – презрение к нашей родине. Презрение чувствуется в угрозе пассивного сопротивления со стороны некоторых финляндцев, презрение чувствуется и со стороны непрошеных советчиков, презрение чувствуется, к сожалению, и со стороны части нашего общества, которая не верит ни в право, ни в силу русского народа. Стряхните с себя, господа, этот злой сон и, олицетворяя собою Россию, спрошенную Царем в деле, равного которому вы еще не вершили, докажите, что в России выше всего право, опирающееся на всенародную силу. (Продолжительные рукоплескания справа и в центре.)
Две речи о новых законах, касающихся Финляндии, произнесенные в Государственном совете 8 и 11 июня 1910 года
Речь 8 июня 1910 г.
Господа члены Государственного совета!
Внесенный правительством на ваше разрешение законопроект о порядке издания касающихся Финляндии законов общеимперского значения получил уже всестороннее освещение как в первоначальной стадии своего рассмотрения, так и в трудах Особой комиссии Государственного совета. Это избавляет меня от необходимости утруждать ваше внимание подробным изложением существа вопроса. Все необходимые разъяснения будут вам представлены, сообразно ходу прений, при обсуждении законопроекта по статьям.
Большая стирка. Фотография С. Брандер. 1907 г.
В настоящее время я считаю необходимым обратить ваше внимание в нескольких лишь словах на принципиальную сторону дела. Я должен это сделать, потому что как русские наши оппоненты, так и те из иностранцев, которые считают себя призванными влиять на русские дела, относят правительственный законопроект к области грубого правонарушения и стараются внушить нашим законодательным учреждениям, что они совершили или совершают дело чуть ли не позорное. А так как правительство, разрешая каждое дело, должно иметь в виду всегда и прежде всего интересы России, то позорным оно считало бы лишь полное равнодушие или, скорее, малодушие – забвение об этих интересах. Отсюда, я думаю, понятно вам, почему правительство считало необходимым подняться в финляндском вопросе выше местной узкой точки зрения и, столкнувшись с ней, оглянуться на прошлое, оценить настоящее и проникнуться, главным образом, одною мыслью: не попасть в юридическую ловушку, не утерять всего того, что в прежние времена было создано напряжением воли и порывом гения русского народа.
