Я спрашиваю себя, неужели этим детишкам нужно (выражаясь словами песни Трента Резнора) наносить себе раны, чтобы понять, способны ли они на чувства? Разве они настолько бесчувственны, что радуются любым ощущениям — включая боль? Причинить боль совсем не сложно. Те, кто рискует получить серьезную травму на этих представлениях, пассивно замирают, терпеливо дожидаясь удара по голове лампой дневного света или мусорным баком. Подобные «наказания» кажутся неизбежными, почти желательными. А если сам мечтаешь поплатиться за свою смелость — разве это «наказание»?
Вот, значит, что происходит за безмятежно-унылыми фасадами пригородных коттеджей, мимо которых я привык проезжать на велосипеде: настоящее кипение страстей, драматические схватки, пытки, боль и дикие вскрики болезненного восторга. В детстве мы с друзьями обожали играть в «войнушку», носились по кварталам собственного пригорода, но у нас не было такого разгула фантазии, да и практически никакого физического контакта.
Мгновения «Кодак»
Я прибыл в Рочестер, штат Нью-Йорк, чтобы выставить свои работы и провести переговоры в Истмен-Хаус, где жил когда-то Джордж Истмен, основатель компании «Кодак».
Мистер Истмен, как здесь принято его называть, ни разу не был женат, жил с матерью и в итоге застрелился. Он оставил единственную строчку в прощальной записке, которая выставлена в витрине: «Друзьям: моя работа выполнена. Зачем ждать?» Он совершил самоубийство, практически едва успев подписать обновленную версию завещания. Исключительно тактичный, внимательный и рациональный, хотя, может, чересчур одержимый чистотой человек, он постарался избежать ненужных брызг крови, выстрелив в разложенное на груди влажное полотенце. Джордж был серьезно болен и хотел избежать страданий.
По всему дому развешаны часы, которые однако словно стараются не попадаться на глаза. Большинство спрятаны в углах комнат и рядом с рамами картин: мистер Истмен надеялся сделать слуг пунктуальными. Они знали, что хозяин дома в любой момент может назвать точное время, поскольку, даже если Джордж смотрел прямо на них, скорее всего, часы висели как раз за их спиной. Каждый предмет обстановки и мебели, принадлежавший мистеру Истмену, был снабжен гравированной пластинкой («Собственность Дж. Истмена»), привинченной где-нибудь сзади.
Hulton Archive/Getty Images
В спальне его матери, расположенной точно напротив его собственной, стоят две одинаковые узкие кровати, сдвинутые вместе. Спальня самого Истмена теперь пустует: в ней сохранился только камин. Именно здесь произошло его самоубийство. Мне почему-то кажется, что на самом деле Джордж все годы спал рядом с матерью, но, возможно, у меня просто слишком бурное воображение.
Прямо в центре Рочестера, где река Дженеси низвергается в глубокое ущелье, расположен красивый водопад: этакая уменьшенная, но тем не менее замечательная Ниагара.
Я подъезжал к этому потоку на велосипеде, когда выступал здесь в прошлый раз, едва ли не случайно на него наткнулся. Водопад на редкость хорош, и поначалу я недоумевал, отчего город не старается, так сказать, подать товар лицом. Писатель Руди Рюкер говорит, что еще тридцать лет назад водопада вовсе не было видно из-за заводского смога, так что, наверное, в этом и кроется разгадка.
© 2009 Rudy Rucker
Я оглядываю низвергающиеся струи. Над одним из краев водопада нависает почти заброшенный завод «Кодак», который, вне сомнения, пользовался рекой как источником электричества и заодно тоннами сливал в нее свои фотохимикаты. На противоположном берегу реки высятся другие фабричные здания и руины гидростанции. Похоже, этот быстро растущий город (первый строительный бум случился, когда сюда дотянули канал Эри, что сделало возможным судоходство по Дженеси — от Великих озер и Чикаго до самого Нью-Йорка) с радостью ухватился за возможность разбогатеть, и вскоре заводы перекрыли почти все подступы к воде. В те дни горожане практически не видели собственную реку. Особняки богачей расположились вдали от индустриальной зоны. Джордж даже держал на своем участке коров, потому что любил парное молоко.
Человек, подвезший меня к Истмен-Хаус, рассказал, что в 60-х годах на берегу реки были построены многоэтажные жилые дома, которые потеснили старые заводские здания: в тот момент земля стоила недорого. Довольно скоро эти кварталы пришли в запустение, и нынешние застройщики надеются выселить всех, кто там еще живет, потому что речная набережная постепенно стала лакомым кусочком и может принести неплохой доход.
В этих краях впервые появилось не только производство «Кодак», но и другие: «Ксерокс», «Бош энд Ломб», а в соседнем городишке… «Джелл-О». Все эти названия навевают мне воспоминания о событиях прошлого века. В последние годы «Кодак» уволил довольно много работников, но, как ни странно, они полны оптимизма по поводу будущего своего бизнеса — хотя не представляю, как можно верить, что фотопленка вернет себе былую популярность? Кстати, кто-нибудь еще пользуется ксероксами? А вот желатиновые концентраты от «Джелл-О» — другое дело, они всегда пригодятся.
Если поездить по городу, становится ясно, какое удачное у него расположение, — но прошлое еще не ослабило цепкой хватки на его горле: той хватки, что задушила великое множество подобных живописных городков. Я не говорю, что старые строения и кварталы следует снести, искоренив все воспоминания о них, — как раз наоборот! Но, наверное, им нужно придумать какое-то новое применение.
«Он добился, чего хотел, но при этом потерял все»
Я прибываю в Валенсию, местечко неподалеку от Лос-Анджелеса, когда день еще только начался. Умывшись, выхожу во двор за багажом. Похоже, я оказался во сне или, может, в декорациях к какому-то фильму: на тротуарах ни души, хотя все здания по соседству — сплошь новенькие, чистенькие многоквартирные дома, выстроенные в подражание тому или иному архитектурному стилю. Через улицу от меня стоит шоппинг-центр с пассажами, имитирующими улицы, но эти «улицы» тоже совершенно безлюдны.
К краю пешеходной дорожки привинчена бронзовая статуя, изображающая пару покупателей: мать и дочь, застигнутые на пике лихорадки шоппинга, с пакетами покупок в руках. Это памятник потреблению? Или, может, мемориальный монумент, установленный там, где обеих сбила машина? Забредаю все дальше, и по спине то и дело пробегает холодок. Пожалуй, здесь страшнее, чем в самом «неблагополучном» районе Нью-Йорка. Словно прямо перед моим приездом тут взорвалась нейтронная бомба — или место, где совсем недавно бурлила цивилизация, вдруг оказалось брошено. Быть может, мне удастся понять, почему люди покинули город в такой спешке? Вокруг шумит зелень, орошаемая спрятанными разбрызгивателями, все здесь поражает чистотой. Похоже на ожившую иллюстрацию к тексту Литтл Ричарда: «Он добился, чего хотел, но при этом потерял все». С виду этот городок — воплощение мечты. Он вобрал в себя все наши стремления, исполнил все желания, но порой воплощенная мечта может превратиться в настоящий кошмар.
