Ф. Г.:Мысль, особенно актуальная для того момента, когда вы создавали эти работы, потому что тогда, в разгар 1980‐х годов, модные силуэты стали выглядеть почти комично – с такими огромными плечами, не просто «мужскими», но почти как у профессиональных пловцов.
Дж. Г.: Это была попытка искусственно добавить себе власти, вместо того чтобы найти и осознать ее внутри себя.
Ф. Г.:Модный силуэт 1980‐х выглядел неестественно.
Дж. Г.: Это были доспехи, самые настоящие доспехи. И это, именно это, на мой взгляд, чудесно. Я имею в виду эволюцию роли женщины, которая, возможно, приведет к тому, что Girl Power станет реальной силой, а следующее поколение женщин уже не будет бояться быть настоящими девчонками.
(Снова обращается к фотоальбому.) Я сшила очень тонкие платья-футляры, а к ним вот такое дополнение – что-то вроде поясных сумок [указывает на предмет, который действительно выглядит как плотно набитая поясная сумка]. Та, что на фото, размещалась спереди, но некоторые другие использовались как турнюры.
Ф. Г.:И все они из коллекции Bump and Lump?
Дж. Г.: Пытаюсь вспомнить. Да, это была осенне-зимняя коллекция, которая называлась Bump and Lump. Позвольте, я поясню. Коллекция Bump and Lump обладала разнообразными параметрами и возможностями. Я продавала длинные платья-футляры и такие же в укороченном варианте. Но самой мне больше нравились длинные, потому что их пропорции были намного более красивыми. В нее входили объемные набивные аксессуары, которые надстраивали верхнюю часть платья; они были изготовлены из прекрасной ткани, насколько я помню, из квазишелка. Эти вещи выглядели очень изысканно и в общих чертах напоминали фартингейлы [платья с фижмами], потому что немного утрировали женские формы. <…> Они в некотором смысле идеализировали фигуру, но не так, как это было принято делать в то время, ведь большинство людей предпочитало маскулинность. А [с помощью этих аксессуаров] можно было обзавестись великолепными [пышными] бедрами или восхитительным задом.
Ф. Г.:И как ко всему этому отнеслась публика? Эти вещи действительно кто-то носил или коллекция была скорее концептуальной?
Дж. Г.: Я продала довольно много платьев, но, конечно, если сравнивать [объемное] нижнее белье и платья как таковые, то надо признать, что платья пользовались большим успехом. Честно говоря, несмотря на безумное количество фотографий [этих моделей в полной комплектации], из всех проданных мною объемных аксессуаров только три были куплены для того, чтобы быть использованными по назначению, их носили. Наверное, даже это в каком-то смысле достижение, ведь очень немногие решились бы выйти в таком виде на публику. У меня была одна удивительная клиентка, которая купила длинное белое платье, чтобы носить его без объемного белья (потому что ее отец был викарием). Но задняя часть платья была сшита из почти прозрачной органзы, так что визуально оно практически оголяло ягодицы. Она надела его на свадебную церемонию, которая проходила в церкви. И хотя она не захотела носить накладки, ее поступок – то, что в день свадьбы она надела именно это платье, – можно назвать манифестом. Коллекция Bump and Lump стала первой, в которой я продумала все вплоть до нижнего белья. Впрочем, нет, первой была Body and Soul. Для нее я разработала всю линейку. Где я ее демонстрировала? В Америке, в Bloomingdale’s. Они ее профинансировали. И всячески меня поддерживали. Предоставили мне восемь витрин. Это было летом 1986-го. Нет, получается, что это было еще до Body and Soul. Коллекция осень – зима 1985. Ее не назовешь большой, тем более грандиозной. В ней было выражено трансгендерное отношение к телу. Я создала ее до того, как стала использовать в конструкциях своих вещей обручи и вставки, выглядящие словно наросты на теле.
Ф. Г.:Так вы оставили компанию Crolla, чтобы заняться чем-то более концептуальным?
Дж. Г.: Да. Больше всего меня удручало то, что моя работа там оказалась сродни подкармливанию монстра. Crolla была очень успешной компанией, а многие художники, вкусив успеха и признания благодаря какой-то одной своей работе, принимаются ее тиражировать из коммерческих соображений. Сейчас, став старой и мудрой, я понимаю, что могла бы заниматься и тем и другим [то есть работать на компанию и параллельно создавать собственные оригинальные коллекции], но тогда я этого не понимала. Как бы то ни было, когда мы начинали наш бизнес, между нами было эмоциональное родство, но пройдя вместе часть этого пути, мы разделились, и тогда я действительно испытывала потребность в одиночестве.
Ф. Г.:Когда вы начинали, вам было тридцать?
Дж. Г.: Нет, всего двадцать шесть. Я была достаточно молода. Мы только что окончили колледж. Мы познакомились в художественной школе. Я изучала изобразительное искусство, но попутно занималась изготовлением одежды, а Скотт Кролла учился на скульптора и увлекался концептуальной фотографией. Мы перебрались в Лондон, и, на свое счастье, нашли людей, которые поддержали нашу концепцию совместного предприятия. Я работала реставратором картин – занималась промежуточной консервацией, в Челси, и эта работа позволила мне получить степень магистра.
О, а вот несколько фотографий Барби. Видите, у них на теле есть дополнительные выпуклости и округлости. Это пластилин.
Ф. Г.:То есть, прежде чем приступить к работе над коллекцией [Bump and Lump], вы экспериментировали с Барби?
Дж. Г.: Так возникла сама идея. Потому что Барби – это воплощение экстремального, почти извращенного идеала женственности. Кроме того, тогда все сходили с ума от женщин с мальчишеской фигурой. В общем, я собрала целую толпу Барби, взяла пластилин и поколдовала над их телами, надстроив их в разных местах. В то время я изучала идолов плодородия, и эти знания пригодились в моих упражнениях. Я придавала куклам новые формы, часть из которых затем использовала в своей линейке объемного нижнего белья.
Ф. Г.:Мне кажется или в некоторых из этих предметов есть намек на беременность?
Дж. Г.: Да, но я не пыталась просто изобразить беременность. В этом была красота, потому что, прежде чем приступить к делу, я прониклась идеей. Я могла бы еще и еще раз смоделировать эти формы. Они вздымались и опадали. Это очень органичные формы, в которых действительно есть что-то магическое; но скорее что-то в вермееровском духе – очень лиричный взгляд на [женское] тело. В этих формах чувствовалось что-то невероятно женственное. Я действительно попыталась взглянуть на тело и понять, хотя бы отчасти, что такое настоящая женственность. Я полагаю, моя попытка преодолеть границы культур и вещей привела к появлению более естественных и прекрасных форм. Они были совершенно асимметричными.
Вот эта вещица (показывает изображение нательного пояса с накладкой, напоминающей турнюр) спереди плоская, она огибает живот и захватывает часть бедра. Надо заметить, у многих африканских идолов плодородия очень крупные бедра и ягодицы, которые, судя по всему, считались эрогенными зонами, что совсем не характерно для нашей культуры. Такая форма бедра отчасти позаимствована у идолов плодородия, но также должна была напоминать о турнюрах, у которых были свои моменты славы в европейской истории красоты. Вот как это работает: здесь образуется довольно крутой выступ, который спереди сходит на нет, – и это красиво. По-настоящему красиво. А здесь предметы, добавляющие объем плечам. Принцип тот же. Они очень деликатно обхватывают плечи – еще один антидот, противодействующий эффекту модных в 1980‐е годы квадратных плеч. На этом дополнительные объемы заканчиваются, то есть их было не так уж много. Эти вставки были скроены по кругу. Здесь – двойной слой ткани, хлопок с добавлением лайкры, и французский (бельевой, или обойный. – Прим. пер.) шов. Прошив ткань, я в буквальном смысле набивала всю полость шва и еще раз ее прошивала. Технически это напоминает изготовление стеганых изделий – очень простая техника набивки.
