Первый закон Ньютона может, в лучшем случае, быть приближением к некоторому другому более точному закону. Действительно, он аппроксимирует второй закон Ньютона, который описывает, как влияют ощущаемые частицей силы на ее движение. Теперь тут есть нечто интересное! Каждая частица во вселенной гравитационно притягивается любой другой. Имеются также силы между каждой парой заряженных частиц. Это целая куча сил, соперничающих друг с другом. Чтобы проверить, действует ли второй закон Ньютона точно, вы должны были бы сложить вместе более 1080 сил, чтобы предсказать движение только одной частицы во вселенной.
На практике, конечно, мы ничего подобного не делаем. Мы принимаем во внимание только одну или несколько сил от ближайших тел и игнорируем все остальные. В случае гравитации, например, мы можем обосновать пренебрежение силами от удаленных тел, поскольку их влияния слабее. (Это не так очевидно, как звучит, поскольку, хотя силы от далеких частиц слабее, имеется намного больше удаленных частиц, чем близких). В любом случае никто никогда не пытается проверить, справедлив ли второй закон Ньютона точно. Мы проверяем только крайние приближения к нему.
Другой большой проблемой с экстраполяцией Ньютоновского понятия «закон» на всю вселенную является то, что имеется только одна вселенная, но бесконечный выбор начальных условий. Это соответствует бесконечному числу решений уравнений предполагаемого космологического закона — решений, которые описывают бесконечный набор возможных вселенных. Но имеется только одна действительная вселенная.
Сам по себе факт, что закон имеет бесконечное число решений, описывающих бесконечное число возможных историй, заставляет нас заключить, что он предназначен для применения к подсистемам вселенной, которые в природе имеются в гигантском числе версий. Обилие проявлений природы соответствует обилию решений. Так что когда мы применяем закон к малой подсистеме вселенной, свобода установления начальных условий является необходимой частью успеха закона.
К тому же, когда мы применяем закон, который имеет бесконечное число решений, к единственной в своем роде системе, такой как вселенная, мы оставляем многое необъясненным. Свобода выбора начальных условий превращается из полезного качества в обузу, поскольку это означает, что есть существенные вопросы по поводу одной вселенной, на которые теория (которую выражает закон) не дает ответа. Они включают любую особенность вселенной, которая зависит от начальных условий вселенной.
Что мы должны думать по поводу всех других историй, которые тоже являются решениями предполагаемого космологического закона, но которым вселенная не следует? Почему при гигантской расточительности бесконечного числа решений, лишь не более чем одно из них смогло что-нибудь сделать с природой?
Эти размышления указывают на одно заключение: Мы ошибаемся по поводу того, какой закон природы мог бы быть на космологическом масштабе. Обоснуем:
(1) Утверждение, что закон применим на космологическом масштабе, означает гигантское количество информации по поводу предсказаний, относящихся к несуществующим случаям — то есть, к другим вселенным. Это наводит на мысль, что вселенную может объяснить нечто более слабое, чем закон. Нам не нужно объяснение, настолько экстравагантное, что оно делает предсказания о бесконечном числе случаев, которые никогда не случаются. Достаточно было бы объяснения, которое описывает только то, что на самом деле происходит в нашей единственной вселенной.
(2) Обычный вид закона не может объяснить, почему решение, которое описывает нашу вселенную, является тем единственным, которое мы переживаем.
(3) Закон не может объяснить сам себя. Он не предлагает ничего рационального в ответ на вопрос, почему действует он, а не некоторый другой закон.
Итак, обычный закон природы, примененный ко вселенной, объясняет одновременно путь к слишком многому и совсем недостаточно.
Единственный способ избежать этих дилемм и парадоксов — попытаться найти методологию, которая бы выходила за пределы Ньютоновской парадигмы, — новую парадигму, применимую к физике на масштабах вселенной. Если мы не согласны допустить конец физики в иррациональности и мистицизме, метод, который являлся основой ее успеха до сегодняшнего дня, должен быть заменен.
Но все аргументы в пользу изгнания времени из физики, приведенные в Части I, базировались на предположении, что Ньютоновская парадигма может быть распространена на вселенную как целое. Если это не так, тогда указанные аргументы в пользу удаления времени, разрушаются. Когда мы отказываемся от Ньютоновской парадигмы, мы должны отказаться и от этих аргументов, и становится возможным поверить в реальность времени.
Можем ли мы сделать что-то лучшее в создании правильной космологической теории, если мы признаем реальность времени? В следующих главах я буду объяснять, почему ответ — да.
9
Космологический вызов
Величайшие теории физики 20-го столетия — теория относительности, квантовая теория и Стандартная Модель — представляют высочайшие достижения физической науки. Они имеют прекрасные математические выражения, что приводит к точным предсказаниям для экспериментов, которые были подтверждены в большом числе случаев с великой точностью. И тем не менее я только что утверждал, что ничто в русле этих теорий не может служить в качестве фундаментальной теории. В свете их успеха это является смелым заявлением.
Чтобы поддержать данное заявление, я могу указать на особенность, которую разделяют все установленные теории физики и которая делает трудным их распространение на всю вселенную: Каждая теория разделяет мир на две части, одна из которых изменяется во времени, а вторая предполагается фиксированной и неизменной. Первая часть есть подвергаемая изучению система, чьи степени свободы изменяются со временем. Вторая часть есть остальная часть вселенной; мы можем назвать ее фоном.
Вторая часть не может быть описана явно, но может быть обрисована неявно в терминах, которые придают смысл движению, описываемому в первой части. Измерение расстояния неявно ссылается на фиксированные точки и линейки, необходимые для измерения этого расстояния; заданное время подразумевает существование часов вне системы, время которой измеряется.
Как мы видели в игре в мяч в Главе 3, положение мяча многозначно за счет ссылки на то, где стоит Дэнни. Движение определяется с использованием часов, которые предполагаются тикающими с постоянным темпом. И Дэнни и его часы находятся вне системы, описываемой конфигурационным пространством, и предполагаются статическими. Без указанных фиксированных точек отсчета мы не могли бы знать, как связать предсказания теории с записями эксперимента.
Разделение мира на динамическую и статическую части есть фикция, но она чрезвычайно успешна, когда применяется к малой части вселенной. Вторая часть, предполагаемая статической, в реальности состоит из других динамических объектов вне анализируемой системы. Игнорируя их динамику и эволюцию, мы создаем рамки, в которых мы открываем простые законы.
